Кто такая Айн Рэнд?
Шрифт:
Тем временем, мыслительница, утверждавшая, что героическое чувство жизни дает возможность не обращать внимания на душевные страдания, оказалась неспособна терпеть физическую боль. Обнаружив, что ей трудно двигаться, она не стала сидеть или ходить. Наблюдавшие за ней медицинские работники – как и мать когда-то – увещевали ее побольше двигаться, хотя бы шевелить пальцами ног во избежание образования тромбов – но она не шла им навстречу. Рэнд могла изменить положение тела без протеста только когда спорила с кем-нибудь – тогда она размахивала руками.
Во время восстановительного периода после операции она часто впадала в детство. Пейкофф вспоминал, как привел ее домой после больницы, и этот момент он описывал как самый веселый за всю историю его отношений с ней. «Ей было трудно ходить, – рассказывал он, – и она кое-как проковыляла в квартиру». По просьбе Рэнд он включил ее любимую старинную музыку. Приободренная веселым духом своей
Она бросила курить, но отвергла предложение Блюменталей заявить об этом решении публично – хотя, как они заметили, она прямым или косвенным образом вдохновила многих своих поклонников начать курить. Она также продолжала отрицать, что существует какое-либо окончательное, не основанное только на статистике доказательство того, что курение вызывает рак. Блюментали понимали, что единственное, на что неспособна Рэнд – это признавать свои заблуждения и ошибки. И они знали, что ей трудно полностью смириться с множеством ударов, которые обрушивала на нее судьба. Поэтому они терпеливо сносили причуды пожилой женщины.
Глава 37
Приближение развязки
Рэнд полностью не восстановилась после операции на легком – но к осени 1974 она уже чувствовала себя достаточно прилично, чтобы совершить поездку в Вашингтон, где состоялось еще одно знаковое событие, а именно – вступление в должность самого знаменитого из ее протеже, Алана Гринспена, в качестве руководителя Председателя совета управляющих Федеральной резервной системы США в составе администрации президента Джеральда Форда. На фотографиях, сделанных в Овальном кабинете, Рэнд выглядела гордой, но хрупкой. Три недели спустя журнал Time написал о том, что во время одной из первых официальных встреч Гринспена, где обсуждался неуклонно повышающийся уровень инфляции, президент Американской экономической ассоциации Джон Кеннет Гэлбрейт пошутил, что «единственными известными средствами от инфляции являются большевики и убежденные последователи Айн Рэнд, если, конечно, здесь есть хоть один такой», на что Гринспен немедленно отозвался: «Как минимум, один есть». Рэнд была очень польщена публичным признанием ее «Гробовщика». Она не пыталась заставить его лоббировать ее идеи на государственном уровне. «Я – философ, а не экономист, – сказала она в интервью Time. – Алан не ищет моих советов в этих делах». Они поссорились лишь однажды, после того, как Гринспен возглавил комитет, целью которого была поддержка социального обеспечения (пособие, которое Рэнд заклеймила как социалистскую меру, но, в отличие от Изабель Патерсон, приняла, поскольку внесла средства в фонд). Но, несмотря на эту ссору, остались добрыми друзьями. Алан Гринспен, лишь недавно оставивший государственную службу и, как когда-то, работающий частным консультантом, очень благодарен Айн Рэнд за то влияние, которое она оказала на его жизнь.
Весной 1979 издательство New Americam Library опубликовало ее «Введение в объективистскую эпистемологию», теоретическое исследование природы человеческого разума, которое ранее было опубликовано в нескольких разных выпусках «Объективиста». В рамках кампании по продвижению этой книги она посетила телешоу Фила Донахью.
Несмотря на то, что люди из профессиональных кругов и случайные знакомые отзывались о Рэнд как о скромной и очаровательной даме, которую годы почти не изменили, те, кто находился к ней ближе всех, наблюдали в ее поведении нарастающую патологию. От Блюменталей и Леонарда Пейкоффа она требовала поистине лакейской преданности. «Она безостановочно совершала психологические ошибки», – вспоминал Аллан. Она, казалось, была неестественно озабочена искоренением всего, что не соответствовало ее убеждениям и эстетическим вкусам. На протяжении 70-х она часто насмехалась над Алланом из-за того, что он любил играть произведения Бетховена и других композиторов его эпохи, и высмеивала Джоан за ее восторги картинами Рембрандта, чьи «визуальные искажения» Рэнд не любила настолько, что даже поместила один из офортов Рембрандта над столом отвратительного Эллсворта Тухи в романе «Источник». После вечерних препирательств по поводу аморальности исповедуемого Блюменталями отношения к жизни, она могла позвонить на следующий день, чтобы проверить, не пересмотрели ли они свои взгляды. Если нет – она возобновляла спор на следующий вечер, и на следующий за ним тоже. Она
Элейн и Гарри Кальберманы тоже в конце концов исчезли из ее жизни. Хоть в 1968 Бранден рассказал своей сестре всю историю своего романа с Айн, Элейн и ее муж остались в лагере Рэнд еще на десять лет. Однако к концу 70-х, когда здоровье Фрэнка резко ухудшилось, Рэнд стала тиранить его, надеясь, что он соберется и придет в форму. Такое поведение шокировало Кальберманов, также они не могли выносить постоянного потока оскорблений в адрес Блюменталей, которые, как напоминали Гарри и Элейн, ухаживали за ней и О’Коннором во время болезни, несмотря на ее враждебный настрой. В конечном итоге Кальберманы возобновили отношения с Бранденом.
Рэнд также окончательно порвала отношения с Робертом Гессеном, ее неутомимым защитником и помощником. В свободное время Гессен, научный сотрудник Института Гувера при Стэнфордском университете, занимался службой доставки книг, базировавшейся на модели ликвидированного ИНБ, продавая книги, которые расхваливали объективизм. В 1981 он решил включить в свои списки книгу «Наблюдатель», дебютный роман «враждебного» театрального продюсера Кая Нолта Смита («виновного» всего лишь в сокращении диалогов в ее пьесе) и отказался убрать ее оттуда даже после того, как Рэнд пригрозила ему отозвать из его службы ее собственные книги. Она восприняла его мятеж как «сговор с врагом» и никогда больше с ним не разговаривала. По совету своей секретарши Барбары Уайс, которая напомнила ей о доходах, получаемых с продаж через сервис Гессена, Рэнд отменила свою угрозу и вновь воздержалась от публичного скандала.
Барбара Уайс уволилась. В течение пятнадцати лет она наблюдала за тем как десятки несчастных последователей подвергаются допросам и унижениям. Поначалу она объясняла гнев своей работодательницы ее чрезмерно горячим темпераментом. Потом она поняла, что это не так. «Я видела, как подавлена она была, и я знала, что ее гнев проистекает из страха, – говорила Уайс. – Я решила, что она, вероятно, самый боязливый человек, которого я когда-либо встречала». После изгнания Блюменталей Уайс решила, что Рэнд, в конце концов, не может не понимать того хаоса и боли, которые она вносит в жизни людей, заботящихся о ней – включая Фрэнка. «Она попросту украла у него все, – вспоминала секретарша. – Я стала смотреть на нее как на убийцу людей».
Таким образом, Пейкофф стал единственным наследником ее авторских прав, рукописей и сбережений – и, за исключением экономки Элоизы Хаггинс, зачастую ее единственным компаньоном. Он проявлял о ней невероятную заботу, словно бы превратившись во внимательного сына, готового в любой момент сорваться с места и исполнить любой каприз. Ее враги, конечно же, были его врагами тоже. В гости к Рэнд иногда захаживали вместе с Леонардом и его друзья, включая первых двух жен – Сьюзан Льюдел и Синтию Пастор, обе из которых некоторое время работали секретаршами Рэнд. Спустя двадцать лет после ее смерти, находясь уже в третьем браке, он продолжал осуществлять ее вендетты, возводя язвительную хулу на еретиков, инициируя юридическое преследование провинившихся и требуя клятвы верности со второго поколения учеников Рэнд. Покуда она была жива, он был единственным послушником, который оставался с ней до конца, и – знала она это или нет – он еще сильнее иссушил свою душу. «Леонард был разрушен, – сказал человек из их окружения. – Под конец он был настоящим роботом».
Помимо болезней и выяснения последних остававшихся у нее отношений, Рэнд в последние годы была озабочена двумя основными проблемами. Одной из них было желание преподнести историю, рассказанную в романе «Атлант расправил плечи», еще более широкой аудитории, создав художественный фильм или телесериал. Поскольку она считала, что создатели фильма «Источник» предали ее, то была настроена получить контроль над абсолютно всеми аспектами производства картины, включая выбор актеров. В течение многих лет не находилось продюсеров, которые были бы готовы выполнить ее требования. Потом, в мае 1972 ее агенту удалось выйти на Альберта Рудди, независимого продюсера со студии Paramount, который недавно выпустил «Крестного отца» и был согласен на ее условия. Он провели пресс-конференцию в клубе 21. Но после того, как Рэнд потребовала право вето по поводу монтажа фильма, сделка развалилась.