Кто такая Мод Диксон?
Шрифт:
Флоренс кивнула и улыбнулась. Но поскольку Агата, похоже, ждала продолжения, спросила:
– Извини, а кто такая Клара?
– Я разве тебе не сказала? Мы с Джошем наконец определились с именем.
– Клара? Симпатичное имя. – Флоренс сделала паузу и добавила: – Кажется, так звали мать Гитлера.
Агата замерла, на пластиковой вилке повис лист салата.
– Что?
Флоренс попыталась сдать назад:
– Ну, вообще-то не совсем. У немцев оно пишется по-другому…
Агата продолжала смотреть на нее в молчаливом недоумении.
– Да неважно, – поспешно произнесла
Она помолчала.
– Да уж, у беременных бывают такие заскоки. Моя мать говорила, что ее ужасно тянуло на филе-о-фиш, когда она меня носила.
Агата начала медленно кивать:
– Да-да.
Она постепенно оживилась, почувствовав интерес к теме.
– Говорят, от рыбы будущий ребенок становится умнее. Особенно полезен лосось, надо только следить за уровнем ртути. Наверное, поэтому у нее была такая тяга. Матушка-природа знает, что делает.
– Ну, или она рекламирует «Макдоналдс», – усмехнулась Флоренс.
– «Макдоналдс»?
– Ну да, филе-о-фиш. Рыбный бургер.
– Ой, я думала, ты говоришь просто о рыбном филе. На самом деле я никогда не была в «Макдоналдсе».
– Да перестань! Наверняка была.
Агата покачала головой.
– Но ты должна была там побывать. Все когда-то да бывали в «Макдоналдсе».
– Только не я. Ты вообще знаешь, сколько гормонов у них в мясе?
Флоренс готова была поспорить, что в Америке каждый хоть раз ел в «Макдоналдсе». Как могла Агата с таким пренебрежением отвергать то, что миллионы людей делают каждый день, и при этом отказываться от эпидуральной анестезии лишь потому, что какие-то африканские мальчишки вынуждены лупить себя палками?
До той вечеринки Флоренс и в голову не приходило, что она может осуждать Агату. Она моложе, у нее нет опыта, достойной зарплаты, мужа, детей. То есть всего того, что ценит Агата. Но то, как пренебрежительно Саймон произнес ее имя в баре, словно приподняло завесу и обнаружило в начальнице что-то нелепое. Это новое восприятие сбивало с толку. Если Флоренс не равняется на Агату, то что она вообще здесь делает? Неужели эта работа и правда поможет ей стать писательницей?
«Несчастна та страна, которая нуждается в героях». Но страну, где единственным героем была Агата Хейл, счастливой тоже не назовешь.
В пять часов вечера Агата ушла, а Флоренс осталась, чтобы закончить работу над рукописью, которую ей дали несколько дней назад. В половине восьмого, когда она уже отправляла свои замечания по электронной почте, зазвонил рабочий телефон. Это был Саймон, и по радостному возбуждению, которое он тщетно пытался скрыть, она поняла, что он пьян.
– Флоренс! Ты здесь! Что ты так поздно делаешь на работе?
– Гм, работаю…
– Глупости. Незачем в это время вкалывать. Давай встретимся. Мне точно надо тебя образумить.
– Встретимся сейчас?
– Пять минут назад. Нет, вчера! Давай, беги со всех своих прекрасных ног.
Флоренс сжала губы, чтобы подавить смешок.
– Я думала, ты меня слишком уважаешь, чтобы ставить в такое положение.
– Это не про меня. Нет, на самом деле я тебя ни капли не уважаю.
– Ты сейчас серьезно?
– Совершенно серьезно. Встретимся в отеле «Бауэри» через тридцать минут. Я закажу номер на имя Мод Диксон, как тебе? Легко запомнить.
Флоренс повесила трубку и поднесла руку к лицу. Ощутила, как горят щеки. Потом взяла пальто и сумку и поспешно вышла из офиса, смутно надеясь, что кто-нибудь спросит, есть ли у нее планы на сегодняшний вечер. Если бы она рассказала Люси о первой встрече с Саймоном, то с удовольствием поделилась бы подробностями и сейчас. Но она сохранила все в тайне, зная, что Люси встревожится и осудит ее, хоть и безуспешно попытается не показать виду.
Флоренс потратилась на такси и приехала в отель раньше Саймона. Как он и обещал, номер был забронирован на имя Мод Диксон. Войдя в комнату, она села на стул у окна и постаралась принять непринужденный вид. Стоит ли ей раздеться? Нет, это было бы слишком нелепо. Она скрестила ноги, потом выпрямила их. Пожалела, что не надела белье получше.
Через час он так и не появился.
Она достала блокнот, который всегда носила в сумке, и начала писать короткий рассказ о молодой женщине, ожидающей своего любовника. Потом вырвала страницу и бросила ее в мусорное ведро. В десять она легла в постель, поставив будильник на шесть утра. Ей придется заехать домой, чтобы переодеться, прежде чем вернуться в офис.
Через несколько часов ее разбудил телефон в номере.
– Флоренс, мне очень жаль, – прошептал Саймон на другом конце провода.
– Что случилось? – спросила она, тоже почему-то шепотом.
– У тестя случился сердечный приступ. А у меня не было номера твоего мобильного.
– С ним все в порядке?
– С кем, с Биллом? Нет. Он умер.
– Ох.
– Да уж.
– Ты можешь приехать сейчас?
– Нет, мне придется остаться здесь. Послушай, это было безумие. Полное безумие. Я не должен был тебя в это втягивать.
– Да все нормально.
– Нет, это ненормально. Но спасибо, что так сказала.
Оба повесили трубку, и Флоренс тотчас почувствовала себя дурой. Зачем было спрашивать, может ли он приехать? Она выставила себя такой жалкой и навязчивой. Совсем как мать.
Флоренс откинулась на подушку и уставилась в потолок, пытаясь ощутить сочувствие к Ингрид. Но как сочувствовать утрате того, чего у нее самой никогда не было? Между «потерять» и «не иметь» была принципиальная разница. В конце концов, никто никогда ей не сочувствовал, что она растет без отца. Напротив, она считала, что это с ней что-то не так и отца она не заслужила.
Все, что Флоренс знала об отце, это его имя, которое она выпытала однажды у матери в День благодарения, после того как та опустошила на три четверти бутылку шираза. Она надеялась, что услышит что-то солидное, например, Джонатан или Роберт. Но нет. Оказалось, Дерек – имя немногим солиднее, чем вилла с пластиковым сайдингом. Звучит как «ханурик». Уж лучше бы просто Билл, гораздо более подходящее имя для отца.