Кто-то мне должен деньги
Шрифт:
— Все будет в порядке,— пообещала она и выключила свет.
Я услышал, как она осторожно передвигается в темноте, потом кровать прогнулась. Ее коленка дотронулась до моей ноги, немного передвинулась, одеяло поползло сначала туда, потом сюда, коленка отодвинулась, бедро скользнуло по моему бедру, потом тоже отодвинулось, одеяло наконец заняло свое место, она удовлетворенно вздохнула, и наступила тишина.
Я сказал:
— Это нелепо.
— Что?
— Что мы с тобой в одной постели.
— Ты что, никогда раньше не был в постели с девушкой?
— Но
— Это что-то вроде небольшой смены обстановки,— сказала она.
— Смены обстановки,— повторил я.
— Конечно,— сказала она.
— Конечно,— повторил я.
Она заснула раньше меня.
18
Мои руки кого-то обнимали — теплого, мягкого, от кого пахло терпко и приятно. Женщину.
Женщину? Я распахнул глаза, и оказалось, что я не вижу ничего, кроме массы перепутанных светлых волос. Я поморгал, зарывшись лицом в эти волосы. Теплое женское тело уютно прижималось ко мне. На секунду я испугался, не понимая, где я. Потом все вспомнил.
Я, должно быть, пошевелился, сам того не заметив, потому что вдруг вся эта копна волос приподнялась, и в трех дюймах от моего лица оказались два широко открытых голубых глаза. Я моргнул. Они тоже моргнули.
— Доброе утро,— сказал я.
Эбби подпрыгнула на целый метр, вырвалась из моих объятий и замерла, прикрывшись одеялом и оторопело уставившись на меня.
Я напомнил:
— Эбби, это была твоя идея. Вчера вечером ты не видела в ней ничего особенного.
— Чет? — спросила она, как бы желая удостовериться, что это действительно я. Кажется, она тоже начинала вспоминать.
— Это я,— подтвердил я.
Она потрясла головой, взъерошила волосы, потерла лицо ладонями.
— Уф! — сказала она.— Хорошо я спала!
— И я тоже,— поддакнул я.
Она улыбнулась мне.
— Это оказалось довольно мило. Вместе, вот так.
— Надо будет как-нибудь это повторить,— заметил я.— Когда я немного окрепну.
Ее улыбка стала лукавой.
— Наверное, это было бы занятно,— предположила она.
Я протянул руку и дотронулся до ее бока, между трусиками и бюстгальтером.
— Наверное.
Она оттолкнула мою руку и выбралась из постели.
— Ты не должен себя перевозбуждать. Ты еще болен.
— Разве я это делаю?
— Я оденусь. Отвернись, что ли. Как ты себя чувствуешь сегодня?
— Абсолютно исцеленным.
Она надела халат.
— Да? А что именно ты чувствуешь?
Это был на редкость неинтересный халат: бледно-голубой, махровый, с бледно-голубым махровым поясом. Но я не стал его разглядывать, а постарался представить себе то, что было под ним, и ответил:
— Я страшно голоден.
— Это хороший признак.
Она взяла часы, завела их, застегнула на запястье и взглянула на циферблат.
— Мне надо торопиться. Как лучше приготовить яйца?
— Яичницу. А кофе черный.
— Чай.
— С утра?
— Притворимся, будто ты англичанин.
Она
Вскоре Эбби вернулась с подносом, и, пока я ел, она одевалась. Удивительно, что я не проткнул себе щеку вилкой. Одевшись, она унесла поднос, вернулась в своей оранжевой шубке и сказала:
— Я иду на похороны. Наверное, это ужасно — прийти вот так одетой? Но это все, что у меня есть.
— Ты прекрасно выглядишь,— сказал я.
— Правда? Спасибо.
Она улыбнулась и сразу же нахмурилась.
— На похоронах не полагается прекрасно выглядеть.
— Не беспокойся — жаловаться никто не будет.
— Ты такие милые вещи говоришь,— сказала она.— Пока.
— Пока.
Она ушла. Вошел Ральф, чтобы помочь мне сходить в ванную. Он был угрюм и скучен, а когда уложил меня обратно в постель, спросил, играю ли я в кункен, с таким обреченным видом, как будто был уверен, что я отвечу «нет». Однако он тут же воспрянул духом, когда я сказал «да», принес колоду карт, карандаш и блокнот для записи очков, и мы начали.
Спустя час с четвертью — игра шла по одной десятой цента за очко,— я стал богаче на тринадцать долларов, а Ральф снова выглядел угрюмо, хотя, правда, не скучно. И тут мы услышали звук, который ни с чем не могли бы спутать: звук, который издает ключ, поворачиваемый в замке. Ральф вскочил на ноги. Откуда-то из-под его одежды магически возник пистолет и оказался в его руке.
Я было начал:
— Это Эб…
Он отчаянно махнул на меня пистолетом, чтобы я умолк, и прошептал:
— Я велел ей позвонить.
Мы услышали, как открылась дверь. Ральф указал на чулан, приложил палец к губам. Я кивнул. В мгновение ока он очутился в чулане и прикрыл за собой дверь, но не слишком плотно.
Карты были разложены на кункен. Я услышал, как закрылась дверь в холле, схватил карты и поднял их левой рукой, не отрывая взгляда от двери и держа колоду перед собой, как герои в фильмах про вампиров держат распятие.
Кто-то ходил по квартире. У меня зачесалась голова под повязкой.
На пороге появился детектив Голдерман. Секунду он еще продолжал смотреть назад, в гостиную. Потом заглянул в спальню, без всякого интереса, как будто был уверен, что она пуста. И тут его взгляд наткнулся на меня. Он вытащил руки из карманов, перешагнул через порог, сдвинул шляпу на затылок и произнес:
— Ты?
— Привет,— сказал я. И приветственно помахал колодой карт.
19
— Куда ни придешь, везде ты.
Он вошел в комнату, посмотрел в одну сторону, в другую. К чулану он внимания не проявил.
— Пожалуй, вы правы,— согласился я.
Я волновался, наверное, сильнее, чем в те минуты, пока думал, что, может быть, кто-то пришел убить меня. По крайней мере, убийца не стал бы мучить меня вопросами, а детектив Голдерман, похоже, собирался заняться именно этим.