Кто-то следит за мной
Шрифт:
«Как ты могла?..» — только и спросил он. И вместо того чтобы ответить, она праздновала труса. Промолчала, ничего не объяснила, никак не обосновала свой поступок. И Ивен ушел потерянный, с разбитым сердцем... Он вернулся в особняк, она — в свою квартиру на Пятой авеню. И теперь они жили порознь. «Он разведется со мной, —решила Роз. — Имеет полное право».
С той ночи Роз постаралась ото всех отгородиться. «Я приношу несчастье тем, кто меня окружает», — в отчаянии думала она. Мэрилин, Димитрию, Ивену. Даже здесь, на курорте, в райском уголке, ее ни на секунду не
«Мамик, почему ты такая грустная?
Твой папа ко мне не вернется».
«Я люблю тебя, Роз. Я буду всегда оберегать тебя...»
«Почему ты его убил?
Ты... ты убила его, Роз...»
«Знай, я слежу за тобой».
В голове у нее все мешалось, одно тревожное видение сменялось другим. И ни красота, ни спокойствие Майами не излечат ее. «Мне не убежать,— думала она. — Не вырваться из этого заколдованного круга».
Она смотрела на океан.
— Как жаль, что все так вышло, Димитрий, — прошептала Роз.
И все же одного сожаления недостаточно. Она решительно выпрямилась: надо найти способ заново строить свою жизнь.
* * *
В досье Тимоти Хьюстона, присланном Чарли Доукинсом, Фальконе особо отметил один момент: частые визиты Хьюстона на крытый ипподром в Джерико, на Лонг-Айленде. У всех были маленькие слабости, вот и Хьюстон жить не мог без скачек.
Фальконе поехал на ипподром сам, на этот раз решив отказаться от услуг Ингрид. Нацепив фальшивую бороду и надев очки, чтобы его не признали, встав в десяти футах от Хьюстона, он заметил, что того нисколько не волновали ни шум, ни табачный дым, ни крики зрителей. Взгляд Хьюстона не отрывался от экрана одного из мониторов. Сопровождая Хьюстона в его регулярных прогулках к кассе, Фальконе вел учет выигрышам и убыткам экс-копа: вставал в очередь к окошечку через одного человека. Так он не попадался на глаза Хьюстону и при этом слышал, какие тот делал ставки и на какие суммы. После пятого заезда Фальконе все стало ясно: Хьюстон не только по-крупному играл, но и постоянно проигрывал. И уж конечно, при такой любви к азартным играм он не мог прокормить семью на положенную копу пенсию. За три заезда он проиграл ровно столько, сколько детектив получал за неделю работы. Следовательно, Хьюстона кто-то субсидировал.
Когда звякнул колокол и лошади шестого заезда понеслись по кругу, Фальконе подошел к Тимоти.
— Дорогое это удовольствие — играть на скачках.
Хьюстон резко обернулся. Тут же узнал Фальконе, несмотря на бороду и очки. Программка выпала у него из руки.
— Первый заезд — минус две сотни. Впечатляюще. Третий — еще полторы. — Брови Фальконе взлетели вверх. — Похоже, вы оставляете на бегах целое состояние. Как вам это удается на одну пенсию? Или в округе Нассау копам платят куда больше, чем в Бруквилле?
Застигнутого врасплох Хьюстона терзал страх и распирало от злости.
— Почему вы преследуете меня? Я же все вам сказал. Это было давно, я уже ничего...
— А я вот думаю, кое-что
Хьюстон разом сжался, затравленно посмотрел на детектива.
«Сегодня у него не самый удачный день, —подумал Фальконе. — За час потерять три с половиной сотни, да я еще свалился как снег на голову».
— На кого вы работаете? — спросил Хьюстон.
— Я работаю на полицейский участок. Это все, что вам надо знать. Разумеется, если вы добровольно не поделитесь нужной мне информацией, я всегда могу обратиться в газету. Один мой добрый приятель — криминальный репортер в «Пост». Не сомневаюсь, эта история весьма его заинтересует. Особенно персоны, которые в ней задействованы.
Страх победил. Фальконе все понял по выражению лица Хьюстона.
— Подождите... привлекать газеты вовсе не обязательно. Я хочу сказать... я... Может, мы отойдем?
Ни один мускул не дрогнул на лице Фальконе, но в душе все ликовало. «Я знал, что он сломается».
За стенами ипподрома царила зима: мороз щипал щеки, открытая автостоянка насквозь продувалась ледяным ветром.
— Посидим в моем автомобиле? — предложил Фальконе, поднимая воротник. — Там теплее.
Хьюстон не двинулся с места.
— Не уверен, что это безопасное место. Может, вы поставили «жучок».
Фальконе, не сбавляя шага, обернулся:
— Можете не волноваться: это не мой стиль.
Он открыл дверцу белой «шевроле-импалы» выпуска 1978 года, сел за руль. Несколько секунд спустя на пассажирское сиденье плюхнулся Хьюстон.
Казалось, нужные сведения ему придется выдавливать из Тимоти каплю за каплей, но едва экс-коп открыл рот, он у него уже не закрывался.
— В ту ночь была моя смена. По рации нам сообщили о стрельбе в поместье «Лорел». Мы с Винсом тут же поехали туда. Прибыв на место происшествия, увидели Тома Кальветти. Он лежал на спине. Пуля вошла под левое плечо, пробила сердце.
Фальконе включил двигатель и печку.
— Кто был на сеновале?
Вентилятор погнал холодный воздух, и Хьюстона теперь била крупная дрожь.
— Трое мужчин и девушка, Роз Кальветти. Теперь она Роз Миллер.
— Где вы нашли Димитрия Константиноса?
Тимоти почему-то уставился в лобовое стекло.
— Он стоял в нескольких футах от тела.
Холодный воздух сменился теплым. Фальконе заметил, что на лбу Хьюстона выступил пот, но мог поклясться, что причиной тому отнюдь была не жара.
Крупное лицо Хьюстона побагровело, и Фальконе приоткрыл окно. Внезапно дыхание экс-копа участилось, он начал жадно хватать ртом воздух. «Господи, да его сейчас кондрашка хватит, — озабоченно подумал Фальконе. — Надо поскорее все из него вытянуть».
— Выкладывайте все, Хьюстон! — Он наклонился к экс-копу, который тут же испуганно отпрянул.
— Напарник надел на подозреваемого в убийстве наручники, а я уже собирался задать вопросы девушке, как вдруг с нами связались по рации. Дежурный лейтенант Уэллс приказал мне не упоминать о девушке, считать, что я ее не видел.