Кто-то в моей могиле

Миллар Маргарет

— Это не мое имя, — прошептала она. — Слава тебе, Господи, не мое.

На полированном прямоугольнике в центре креста виднелись буквы:

КАРЛОС ТЕОДОР КАМИЛЛА

1907–1955

Ее реакция подсказала Пинате, что в этом имени для Дэйзи ничего не было, кроме того, что это было не ее имя. На лице ее появилось выражение большого облегчения и некоторого смущения, как у ребенка, включившего свет и обнаружившего, что привидение оказалось не чем иным, как старым пальто

или раздувшейся от ветра шторой. Впрочем, маленький призрак так и остался, хотя она, похоже, его не заметила, — год смерти Камиллы. Возможно, с того места, где она стояла, разглядеть цифры было трудно; по тому, как его спутница вела себя в библиотеке, он предположил, что у нее близорукость, о чем она либо не знала, либо не желала в этом признаваться.

Он сделал шаг вперед и встал перед плитой, загородив ее, чтобы она ничего не увидела, даже если подойдет ближе. Пината почувствовал себя не слишком уютно, стоя на гробе незнакомца, прямо в том месте, где должно было быть или было его лицо. Карлос Камилла. Интересно, как он выглядел? Брюнет, конечно же. Мексиканское имя. На этом кладбище мексиканцев почти не хоронили. Тому были две причины: первая — цены на землю, вторая — католическая церковь не освящала эту землю. И очень немногие из них имели такие изысканные памятники.

— Я так рада, что это не мое имя, — призналась Дэйзи, — что испытываю чувство вины. Ничего не могу поделать.

— Совсем ни к чему чувствовать себя виноватой.

— Наверное, так и было, как вы сказали. Я увидела памятник, и по какой-то причине он запал мне в память — может быть, из-за имени. Камилла. Очень красивое имя. Что оно значит?

— Кушетка, кровать небольшого размера.

— Да. Оно уже не кажется таким красивым, если знаешь, что оно обозначает.

— Точно так же, как и у многих других вещей.

Пелена тумана медленно опускалась со стороны побережья. Бесформенными клоками он летел над лужайками, повисал кусками шифона между листьями смоковницы. Пината подумал о том, как мирно и спокойно спит Камилла, когда корни огромного дерева безжалостно растут сквозь его последнее пристанище.

— Ворота скоро закроются, — сказал он. — Нам пора.

— Хорошо.

Она пошла к машине. Он подождал, пока Дэйзи пройдет вперед, и только потом пошел за ней. Ему было неловко за свой обман. О том, что обмануть ее не удалось, он узнал только в машине, когда она неожиданно произнесла:

— Камилла умер в 1955 году.

— Как и множество других людей.

— Мне хотелось бы знать точную дату, просто из любопытства. Они должны хранить такого рода записи в книге актов — за часовней находится контора с табличкой «Директор», а домик смотрителя в восточной части неподалеку.

— Я начал надеяться, что вы решили бросить все это.

— С какой стати? Ведь, если хорошенько подумать, ничего не изменилось.

Он повторил про себя эту мысль. Действительно ничего

не изменилось, менее всего установки в мозгу «Дэйзи, детки».

Кабинет директора был уже закрыт, но в домике смотрителя горел свет. В окно гостиной Пината увидел пожилого толстяка в подтяжках, смотревшего телевизор: два ковбоя без устали палили друг в друга из-за камней. И ковбои, и камни были точь-в-точь такими же, какие Пината помнил из собственного детства.

Он нажал на дверной замок. Старик вскочил на ноги и зигзагами помчался по комнате, словно уворачиваясь от пуль. Бросив украдкой взгляд на окно, он выключил телевизор и побежал, чтобы открыть дверь.

— Я его практически не смотрю, — проговорил он с одышкой, как бы извиняясь. — Мой зять Гарольд не одобряет, говорит, что вся эта стрельба отражается на моем сердце.

— Вы смотритель?

— Нет. Смотритель мой зять Гарольд. Он у зубного врача, взял отгул из-за своей челюсти.

— А вы бы не могли мне кое-что подсказать?

— Могу только попытаться. Меня зовут Финчли. Входите и закройте за собой дверь. Этот туман забивает мне легкие. Иногда даже не могу дышать по вечерам. — Он скосил взгляд в сторону машины. — Может быть, эта леди тоже придет сюда с улицы?

— Да нет.

— У нее, наверное, очень хорошие легкие. — Старик закрыл дверь. Крохотная, уютная гостиная была жарко натоплена и пахла шоколадом. — Вы ищете чью-то конкретную мо… место упокоения? Гарольд говорит, что ни в коем случае нельзя говорить «могила», это очень не нравится клиентам, но я все время забываю. Здесь у меня карта всего кладбища, точно отмечено, кто где похоронен. Вам это нужно?

— Не совсем. Я знаю, где похоронен этот человек, но мне нужны кое-какие сведения о времени и обстоятельствах смерти.

— Где он похоронен?

Пината показал место на карте, Финчли вздохнул и неодобрительно покачал головой.

— Плохое место. Весенние ручьи каждый год подмывают утес, а туристы, приходящие поглазеть на это огромное дерево, растущее день ото дня, все время вытаптывают траву. Люди покупают здесь участки из-за вида, а какой может быть вид, если уж помер? Я, когда помру, хочу лежать тихо и спокойно, без всяких там старых огромных деревьев и без всяких приливов и этих потоков, которые достанут до самой шкуры… Как его звать-то?

— Карлос Камилла.

— Мне придется проверять по картотеке, и я не уверен, что смогу отыскать ключ от кабинета.

— Вы могли бы попытаться.

— Вообще-то я не уверен, что мне следует это делать. До закрытия кладбища осталось чуть-чуть, а мне еще надо поставить на плиту ужин. Отгул или не отгул, но Гарольд любит поесть, и к тому же поесть плотно, так же как и я сам. Все эти мертвецы, они меня нисколько не заботят. Когда приходит время закрытия, я закрываю дверь и не вспоминаю о них до самого утра. Они не мешают мне ни спать, ни есть.