Кто-то за дверью
Шрифт:
Тут я сама искренность. Да, буду смотреть и нагляжусь досыта. И это будет благородное подглядывание, ибо я сам творец зрелища.
Улисс горячится. Ему невтерпеж, он просто сгорает от ожидания.
– Вы думаете, он согласится прийти? – в голосе Улисса звучат умоляющие нотки. – Скажите, он придет?
– Да, думаю, придет, – я чуть заметно улыбаюсь. – Скажу вам по секрету: я неплохо владею искусством устраивать западни. Вы не обратили внимания на все эти книги позади письменного стола? Сколько прекрасных великих авторов! И уж общаясь с такими людьми... С тех пор как литература стала литературой, в умах писателей
Вижу, Улисс слушает меня не слишком внимательно. Однако глядит на меня широко открытыми глазами, в которых вот уже несколько мгновений мелькает непонятный страх.
– Вы меня пугаете, – вдруг шепчет он.
– Это вы внушаете мне беспокойство. Представляю себе любовника вашей жены в этом доме и представляю ваши глаза, ваши руки... Эти руки, которые только что готовы были сжать...
Он вскакивает с места, прячет лицо в ладонях и издает вопль:
– Молчите! О, молчите!
Я отлично знаю, почему он так кричит, почему его переполняет ужас. Потому что имя этого человека не Улисс, а Ганс Вамберг. Родился он 20 февраля 1926 года в Мюлхаузе. А сейчас он чувствует, как надвигается неотвратимое: пробуждаются его неуправляемые инстинкты, инстинкты опаснейшего убийцы.
Теперь я должен открыть правду: три дня назад Ганс Вамберг сбежал из психиатрической больницы в Дре, его приметы были сразу же сообщены всей французской полиции, поскольку этот человек чрезвычайно опасен.
При всей своей трагичности история Ганса Вамберга не оригинальна. В газетах регулярно рассказывается о подобных печальных случаях деградации личности. Два года назад Ганс Вамберг, в то время блестящий инженер на пиротехническом заводе в Гавре, в результате травмы черепа утратил рассудок, а вместе с ним и память. Охваченный губительным безумием, он, к моменту ареста, убил трех человек.
8 ноября прошлого года Суд присяжных департамента Сен-Маритим, учитывая мнение специалистов, признал Ганса Вамберга невменяемым и постановил поместить его в дом умалишенных. Пожизненно. Основанием для этого послужило заключение, что амнезия, которой он, по мнению медиков, страдал, навсегда вычеркнула из его памяти ужасные воспоминания о совершенных им преступлениях: о трех задушенных молодых женщинах.
Все это я почерпнул из вчерашнего выпуска нашей вечерней газеты «Этуаль де л'Уэст». Этим объясняется возникшее у меня ощущение, будто я уже где-то видел человека, постучавшего ночью в мою дверь. Его фотография красовалась на первой странице «Этуаль». Все прояснилось, когда я обнаружил револьвер в кармане его плаща: бросившись к столу, я схватил газету и опознал неизвестного.
На всю жизнь мне запомнится посетившее меня тогда озарение. Весь мой хитромудрый замысел предстал передо мной. Наконец-то я нашел ее, ту жестокую месть, которую осуществит мой герой, мой порядочный человек. Драма, которую я хотел описать в своем романе, и та, которую я в действительности переживал, вдруг тесно переплелись.
Внезапно я почувствовал себя тем самым преследующим меня лицейским учителем с его «мягкостью и боязливостью», который, вжившись в мою плоть, унаследовал все мерзкое, созданное моим воображением. Впервые творец и творение совместились. В ту самую секунду я ясно увидел: моя книга будет одновременно
Однако развитие событий требует существенных изменений в начале книги. Больной человек, потерянно бредущий в тумане вечерними улицами Дьеппа – это уже не обманутый муж, преподаватель лицея. Это – страдающий амнезией человек. А тот, лицейский учитель, бодрствует, подобно мне, где-то в городе, в одном из домов, сосредоточившись на своем страдании, роясь в сумочке жены, в отчаянии размышляя, как наказать неверную, не став героем газетной скандальной хроники, что было бы для его самолюбия невыносимо. И все это до того самого момента, когда человек, утративший память, постучит в его дверь.
Тогда на учителя, подобно мне, находит помрачение. Он впускает в дом страдающего амнезией человека, зная, что тот преступник, закрывает за ним окна и двери и устремляется в атаку на несчастный рассудок.
Постепенно утративший память примет это невинное и вместе с тем внушенное страстью прошлое, которое измышляет для него новоиспеченный Пигмалион. Что же задумал мой учитель? Внушить безумному собственную ревность и собственную жажду мести. Убийство, которое он из немощной гордости отказывается совершить, тот, безумец, совершит, не колеблясь.
Таков, вкратце, сюжет книги. Но эту интригу я намеревался использовать и практически. Уже в течение нескольких дней мне было известно, что Пюс решила уйти от меня к Полю Дамьену, уехать к нему в Лондон. Уехать, как обычно, с «большим желтым чемоданом и черным баульчиком», но на этот раз навсегда.
Уложив Ганса Вамберга спать, я тщательно разработал план, просидев за этим занятием до рассвета. Нельзя было полагаться на волю случая, следовало скрупулезно подготовить все необходимое для того, чтобы ловушка сработала.
Вначале я употребил все свое воображение, выдумывая такую интригу, которая заставила бы Ганса Вамберга испытать бешеную ревность, что, признаться, было для меня обычной работой. Обманутый муж – созданный мной персонаж – разыскивает в Лондоне свою жену и убеждает ее порвать с любовником. Но любовник, не перенеся разрыва, предпочитает убить возлюбленную и сталкивает ее со скалы в пропасть. Обезумевший от горя муж устремляется на поиски любовника, чтобы в свою очередь его прикончить.
Простенький роман с продолжением, какие обычно печатают в газетах, способный, однако, привести Ганса Вамберга в состояние крайнего возбуждения, как только я сделаю из него оскорбленного мужа. Наконец, я подумал и о том, чтобы позаимствовать персонажам имена Франсуазы и Поля Дамьена, устранив предварительно все следы пребывания в доме Пюс.
Второй этап работы заключался в том, чтобы создать материальные доказательства, делающие мою выдумку достоверной. И преподнести их следовало таким образом, чтобы Ганс Вамберг как бы обнаружил их сам.
Вот тогда я придумал «чемодан». Разумеется, Ганс Вамберг, уже три дня бродивший в округе, вовсе не сходил на берег с борта «Корнуэя». Но поскольку он, очутившись в невменяемом состоянии среди пассажиров на морском вокзале, был уверен в обратном, я решил, что мне не составит никакого труда убедить его, что он забыл чемодан на «Корнуэе». Поэтому мне надо было лишь достать с чердака какой-нибудь чемодан, запихнуть в него разные «личные» предметы и, среди прочего, мои «вещественные доказательства».