Кто твой враг
Шрифт:
Белла, неслышно ступая, подошла к нему сзади, поцеловала в голову. Сонни встрепенулся.
— Ладно. — Голос у него был жалостный. — Пусть я — говно. Возможно, Норману надо доверять. Не исключено, что все эти разговоры гроша ломаного не стоят. Но зачем он набросился на Хортона? Ты мне объясни, зачем?
— И вовсе ты не говно, — сказала Белла. — А Норман — дурак.
Принципиальный, бесчувственный дурак, думала она, возомнил, что он слишком хорош для нас. Злоумышленником,
— Вообразил — если он окончил Кембридж и всякое такое… Ты хороший, Сонни. И не терзай ты себя так.
Белла поддержала его, и Сонни был ей благодарен, но это почему-то еще сильнее растравило его. Норман одержал над ним верх, почему и как, Сонни и сам не понимал, но этого он Норману никогда не забудет.
— Хортону как минимум сорок пять, — сказал Сонни. — Какого черта он поперся на молодежную конференцию?
Белла ушла на кухню — похлопотать насчет обеда.
Когда Эрнст около часа вернулся домой, на кровати лежал раскрытый черный чемоданчик. На столе — армейские документы Ники Синглтона.
Салли поджидала его.
— Эрнст, сядь. Я хочу тебя кое о чем спросить.
Эрнст опустился на кровать.
— Почему после того, как мы вернулись с вечера у Винкельманов, ты сказал, что Норман никогда не станет твоим другом?
— Не задавай таких вопросов. Меня слишком много допрашивали за жизнь.
Но Салли и не ждала ответа на свои вопросы. В голове у нее был туман, она плохо понимала, что говорит.
— Почему тебе было плохо в ту ночь?
— Не выводи меня из себя, — сказал он. — Не ходи вокруг да около.
— Ты убил Ники Синглтона?
— Рассказать тебе все с самого начала?
— Ты убил его. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Я хотел сказать. Ты не стала слушать.
— Значит, не очень хотел.
— Я говорил тебе, что мне случалось убивать.
— Говорил. Но мне казалось, что это какие-то небылицы. Тех людей я не знала.
— Понимаю, — сказал он, — убийство только тогда убийство, когда убивают кого-то из твоих знакомых.
— Я говорила не о том.
Эрнст сжал руки. Не отрываясь, смотрел на Салли.
— Я так и так собирался сегодня же все тебе рассказать.
— И ты рассчитываешь, что я тебе поверю?
— Нет, — сказал он, — разумеется, нет. — Он вскочил. — Какого черта, разуй наконец глаза — я уже в тринадцать был солдатом. А у тебя, какие трудности были у тебя в эти годы?
Салли всхлипнула.
— Так ты дашь в конце концов рассказать, как это произошло?
— Ты убил. И подробности значения
— Ты, — заорал он, — ты даже еще не родилась. Какое у тебя право судить меня?
— Есть, знаешь ли, такие понятия, как добро и зло.
— Не смеши меня.
— Смеши, — повторила она. — Смеши?
— В Мюнхене во время войны брат с сестрой распространяли листовки против Гитлера. Их расстреляли как изменников. А после войны объявили героями. Сегодня их снова числят изменниками.
— Я тебя не слушаю.
— Когда твой Айк вошел в Германию и увидел лагеря, он сказал: мы этого никогда не забудем. А десять лет спустя тот же самый Айк сказал…
— Знать ничего не хочу, — сказала она. — И слышать тоже.
— Нет ни добра, ни зла. А есть обстоятельства, воздаяние, наказание и люди, оказавшиеся по разные стороны, — только и всего.
Низким, непохожим на ее обычный, голосом Салли спросила:
— И много таких, как ты?
— Много.
— Эрнст, ты ненормальный.
— Да ну? А ты, как насчет тебя?
Салли не ответила.
— Ты плачешь не потому, что я убил. А потому, что я убил брата Нормана.
— Прошу тебя, очень-очень прошу, заткнись!
— Ты ничуть не лучше меня, Салли, просто тебе повезло.
— Нет, Эрнст. Если бы обстоятельства значили так много, не имело бы смысла жить.
— А смысл есть?
Салли так полоснула его взглядом, словно он ее оскорбил.
— Мне надо передохнуть, — сказала она. — Я выйду, пройдусь.
— Хорошо, — сказал он. — Понимаю.
— Что ты понимаешь?
— Что с тебя хватит. Игра проиграна. Когда ты вернешься, меня здесь не будет.
— Он понимает. — Она надела плащ. — Может, мне и повезло. Может, я даже еще не родилась… Может, ты во всем прав… Но я в западне. И никакая это не игра. Я не могу то любить, то не любить тебя. И послушай: не смей убегать. Я рассчитываю, что ты будешь здесь, когда я вернусь.
Чарли вернулся домой рано; на кухонном столе его ждала записка:
К обеду не приду. Извини. Позвонил Боб Л. и попросил срочно напечатать для него одну работу в порядке одолжения. Не забудь купить салат. В семь к ужину придет Норман. Вернусь не позже шести.
Он расположился в гостиной так, чтобы телефон был под рукой, налил себе пива. Эрнст, кончив работу, не подмел за собой, уж это-то он мог бы сделать. Надо будет поговорить с Норманом.