Кто в замке король
Шрифт:
— У-у, Мавроди чертов… — сплюнул мой приятель. — Хрен сюда какую фирму пустят! Сухой паёк выдадут — и то, когда военная контора развернётся. А это дело небыстрое… Ну, разве только министр прилетит? Обещали по телевизору, что прилетит, между прочим.
*
По лагерю (а его теперь иначе и не называли) стали бродить всякие рассказы: правда, похожая на ложь, и ложь, похожая на правду.
— Наш главный областной чрезвычайщик Долинин, говорят, хотел с речью по телевизору выступить. Уже приготовился, всё. А у него вдруг бац! — приступ. Сердце. И его прямо из телестудии в морг повезли…
— А губернатор в Москву
— Этих крыс, я слыхал, в Кемерове произвели, в секретной лаборатории. А они возьми — да и вырвись оттуда. Канализацией в реку ушли. И началось: по всем речкам Обского бассейна лезут на берег, глотают всех подряд, и растут здоровенные, как свиньи. И никакой крысид их не берёт.
— Никто нигде их не производил, — в ответ на это сказал авторитетный лысый мужик. — А они сами вывелись. В шахтах.
— В Кемерове?
— Какой в «Кемерове»? Ты про Семипалатинский полигон слыхал? В Казахстане. Не угольные там шахты, или, там, рудные — а особые, для ядерных испытаний, для подземных взрывов… Короче, радиация это. Так что их ничем не убьёшь. Пока там, на полигоне наши, российские учёные за всем следили — крыс этих далеко не выпускали. Отстреливали. А потом, когда Союз-то рухнул, наших оттуда и попросили. Шахты бросили, оборудование, целые города, — всё. Ну, вот они и развелись на воле. Мутанты… А в степях-то в Казахстане им жрать нечего, только если за табунами лошадей гоняться. Или там за сайгаками… И воды нет. Ну, они и мигрировали. Может, по Иртышу, может, через Алтайский край до верховьев Оби дошли…
Слушая это, мой приятель хмыкал (дело было уже под вечер, возле нашего шалаша тоже разрешили запалить костерок — даже канистру с соляркой выдали; видно, Мавроди всё-таки своё дело знал; к костерку сейчас же набежал народ. Нам, как приближённым, достались самые лучшие места):
— Ничего их не возьмёт, это точно. Но ломами можно проткнуть. А ещё лучше сжечь. Как Джордано Бруно: дрова и костёр. Ну, можно ещё солярой плеснуть. Я, кстати, в армии на этих крысиных гадин насмотрелся….
На него взглянули с уважением. А у меня в памяти забрезжило отдалённое, очень отдалённое и смутное воспоминание. Где-то, когда-то, тысячу лет назад, я уже слышал про Джордано Бруно. В применении к крысам. Но воспоминание погасло, потому что раздались какие-то строгие голоса.
Группы охранников уже давно бродили по лагерю, от шалаша к шалашу, от костра к костру. Выкликали фамилии и уводили людей.
— Ну вот, нас уже фильтруют, — сказал лысый.
Потом включили громкоговоритель-матюгальник, подвешенный под козырьком смотровой будки охранников. Над лагерем разнеслась музыка: сначала гоняли «классику», потом вдруг переключились на попсу.
А потом кто-то проникновенным голосом запел:
«Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею, единственной зову!»
И эта песня оборвалась. То ли парни, включавшие музыку, искали нужный радиоканал,
— По последним сообщениям из Митрофанска, внезапное нашествие крыс остановлено совместными действиями правоохранительных органов, спасателей, коммунальных служб. Передаём выступление председателя областной чрезвычайной комиссии Виктора Крутых.
— Хочу, во-первых, — начал Крутых, — поблагодарить все задействованные службы, от ООО «Канализация» и станции дератизации до военного гарнизона города. Благодаря их усилиям миграция крыс остановлена, сейчас обстановка в городе постепенно нормализуется. Отдельно хотел бы поблагодарить и горожан, которые четко выполняли указания членов комиссии. В течение двух минувших суток пострадали 17 человек — главным образом, от укусов крыс, а также от случайных травм. Все они госпитализированы, и находятся в состоянии, близком к средней степени тяжести. К сожалению, среди этих семнадцати есть дети и люди пожилого возраста. В городе, по данным управления внутренних дел, зафиксированы лишь два трупа: это бомжи, которых, по-видимому, насмерть загрызли большие массы мигрировавших животных… Я прошу граждан с пониманием отнестись к временным неудобствам. По всей видимости, уже завтра чрезвычайное положение в городе будет отменено.
После этого тот же проникновенный голос певицы продолжил:
«Не зна-аю счастья большего, чем жить одной судьбой!
Грустить с тобой, земля моя, и праздновать с тобой!»
Затем последовало попурри на тему «Щелкунчика», затем почему-то запели «Бон Джови», а их сменила Бритни Спирс.
Потом всё внезапно смолкло, лишь ещё несколько секунд слышалась непонятная сдавленная ругань.
*
Наступала ночь. В ближних десятиэтажках загорелись редкие окна. Но улицы вокруг автостоянки оставались пустыми. На территории «лагеря» догорали кое-где костры, смолкали разговоры. Я примостился на картонке, положил руку под голову и постепенно задремал.
И начались сны-воспоминания.
…Крысы как-то ухитрялись сверлить зубами дыры в полу. Аккуратные, словно выпиленные пилой.
Каждый вечер, возвращаясь с работы, мы видели повсюду оставленные ими следы. Они бегали по столу, собирая крошки. Опрокидывали пустые бутылки в углу. А когда мы стали прятать съестное и самые ценные пожитки в шкаф — просверлили дыру в днище шкафа.
Мы были студентами — нас послали на месяц на сельхозработы в отдалённый райцентр. Поселили в двухэтажной кирпичной общаге. На первом этаже жили студенты, на втором — шофера и трактористы, тоже присланные из города в помощь колхозникам.
В комнате мы жили впятером. Однажды, вернувшись не слишком поздно, стали думать, как бороться с крысиным нашествием. Кто-то придумал: забить дыры, замуровать.
Цемента поблизости не было, и работали мы то в поле, на силосе, то на току — просушивали зерно.
Набрали вместо цемента грязи, прямо у крыльца общаги (осень была дождливой, а грязь — неимоверно вонючей; туалета в общаге не было, был уличный сортир. Но сортир стоял в отдалении, метров за сорок. Поэтому по ночам многие далеко не ходили — мочились прямо с крыльца). Обмазали этой грязью бутылки и крепко вколотили их в дыры в дощатом полу.