Ктулху Питерский
Шрифт:
— Да она, небось, сколько угодно таких котят набрать может!
— Так она не знает, что ей котенок нужен! Когда мне мама графический планшет подарила, я же понятия не имел, что он мне нужен! А потом из рук не выпускал!
Вовка тоже такое знал: когда ему отец подарил гироскутер, он поначалу не хотел на него вставать. А потом только на нем и ездил! Пока электричество не вырубили, оставив всего двенадцать вольт под радио.
Вечный огонь был теплым и ярким. Подошли две молодые женщины, тихо переговариваясь про талоны на еду. Мишке с Вовкой это было не интересно,
— Ну ладно, предположим, мы подарим Штуке котенка, и он ей понравится. Чем она его кормить будет? — спросил наконец Вовка.
— Рыбой, — ответил уже продумавший все Мишка.
Откуда Штука брала рыбу, никто не знал, но воняло от Эрмитажа так, что никто не сомневался — рыба у Штуки есть. Ходила легенда, что Штука подманивала рыбу через водопровод. Но Мишкина мама сказала, что через очистные сооружения рыба сможет пройти только в виде мелкого фарша.
— Хорошо, — согласился Вовка.
Мишка даже рот открыл от удивления. Он, если честно, был уверен, что друг откажется. Ну еще бы — отдавать котенка Штуке, которая не только не северный кореец, но даже и не человек, идея совершенно дикая. Но теперь отступать было некуда.
— Как пойдем? — спросил он.
Хотя выбора особого не было: со всех сторон подходы к Эрмитажу заблокировали, оставалась только арка Главного штаба. Да и там все время стоял караул.
Пока шли, почти не разговаривали. Сэм пригрелся и тихо мурчал. Еще был вопрос с Мишкиной мамой и Вовкиной бабушкой. До семи мальчишкам гулять позволялось, до восьми — поворчат-поворчат да и уляжется, а вот позже… Позже было нельзя.
Причем Вовка не раз размышлял о том, что до «всего этого» бабушка его одного и во двор-то выпускала неохотно, а сейчас он и в школу ходит за три квартала, и по городу гуляет, а она только вздыхает, но не требует, чтобы он сразу шел домой. Иногда ему казалось, что общая, большая опасность сделала ее не такой чуткой по отношению к его мелким опасностям.
Конечно, в городе было неспокойно. Но очень по-разному: на окраинах орудовали настоящие банды, там военные держали осаду вокруг ТЭЦ и очистных. Но чем ближе к центру, тем сильнее была власть военных, и здесь, в сердце города, можно было ходить без опаски.
У офицеров был негласный приказ — в случае, если преступление очевидно, не арестовывать преступников, а расстреливать на месте. Раз пять или шесть за последние полтора месяца Вовка слышал выстрелы.
Еще ходили слухи, что Штука словно бы контролирует количество военных рядом с собой. То есть если вдруг их станет слишком много, то часть умрет. Во всяком случае, ничем иным внятно объяснить то, что Эрмитаж был не в плотном кольце крейсеров, танков и пушек, никто не мог.
Тем временем неожиданно потеплело, и снег стал не мелким и колючим, а влажным и пушистым, да еще начало мести так, что в нескольких шагах впереди ничего не было видно.
Однажды из круговерти на них вышел военный патруль —
Свернули с Мойки на Невский, а вскоре добрались и до арки Главного штаба. Громадные литые ворота поначалу показались закрытыми, но на самом деле в них была щель, протиснуться в которую удалось без труда — только мявкнул возмущенно котенок, про которого на мгновение забыл Вовка.
— Солдат нет, — тихо сказал Мишка.
— Вон стоят, — тут же заметил Вовка.
И действительно — у стены стояли двое и переговаривались. Прижавшись к противоположной стене, мальчишки тихо и осторожно добрались до выхода из арки на Дворцовую площадь.
— А ведь их под трибунал отдадут, — прошептал Вовка.
— Да никто не узнает, — ответил Мишка.
Дальше идти было по-настоящему страшно. Сквозь мрак снеговерти едва проступали очертания Александрийского столпа, а сам Зимний не был даже виден.
— Может, здесь оставим? — тихо спросил Мишка.
В этот момент стало ясно, что затея была нестоящей. Какой смысл спасать котенка от крыс, чтобы оставить его замерзать на Дворцовой?
Он уже был готов предложить отступление — вместе с котенком, конечно же, — когда сзади раздалось неуверенное:
— Эй! Кто здесь?
Это были солдаты. Не видящие ничего сквозь метель, но вооруженные. И Мишка рванул, но не вглубь арки, и не вдоль Штаба, а напрямую к Зимнему.
Вовке ничего не оставалось, только бежать за ним. Как говорится — сам погибай, а товарища не бросай! Тем более что без него Вовка бы и сам оказался в одиночестве.
С Александровой колонной они разминулись. Вовка бы никогда не поверил, что такое возможно, но они как-то пробежали мимо, не заметив ее, и пока он еще пыхтел, ожидая вот-вот увидеть ее на пути, вдруг едва не расшибся о ворота Эрмитажа.
— Иди сюда! — Вовка не сразу понял, откуда его зовут, а потом осознал. Мишка уже там, внутри, зашел в ворота, где в любой момент может вытянуть к нему щупальце и схватить та самая Штука!
Он помотал головой. Им с котенком было хорошо и снаружи, хотя здесь мело.
— Я туда не пойду, — сказал он уверенно.
И в этот момент неведомой силой его повлекло вперед. Ноги пошли сами, а за пазухой беспокойно заворочался, царапаясь, котенок.
Внутри было тепло и сыро. Повсюду на стенах висели «сопли» слизи, под ногами хлюпало и почему-то хрустело. Вовка попытался сопротивляться, но ноги не слушались, а вели его вглубь.
— Извини, — сказал виноватым тоном Мишка где-то впереди.
И от этого «извини» на сердце у Вовки стало тепло. Потому что друг не орал, не плакал, не жалел себя, а в первую очередь чувствовал вину перед ним.
— Да ладно, — благородно ответил Вовка. — Все по плану, считай. Котенка подарим — и сразу домой.
Но он не верил в это. Наконец впереди замерцал гнилушечный свет, а потом они вышли из коридора — и оказались в громадном зале. Здесь было светло, свет исходил прямо от стен. А стены были похожи на свежее рыбье мясо — белесые, влажные и вроде как живые.