Куба или История моей мучительной жизни
Шрифт:
Мы заказали кальмаров в сухарях, салат и пиво. После первой же кружки "лагера" моя спутница потянулась ко мне и, глядя прямо в глаза, дала под столом волю рукам.
– - Как подружка?
– - поинтересовался я, склоняясь к ней и заслоняя ее глазами все.
– - Хочешь к ней?
– - спросила она, облизывая с пухлых губок поджаристую пыль.
– - Да!
– - согласился я, предвидя чудное.
– - Только после кальмаров, ладно?
– - Моя нимфа убрала из-под стола свои ласковые руки и вернулась к еде. Вздохнув, продолжила:
– - Она живет с братом.
– - A еще революционер, -- поддержал я.
– - Вот так вы и просрали свою Никарагуа Виолетте Чаморре. Революционер должен быть чистым, как горный хрусталь, и аскетичным, как Рахметов.
– - Он -- аскет, -- уверила она меня.
– - У них дома пусто, хоть шаром покати. Он спит на голом полу.
– - Вынес, наверное, все и спустил.
– - Какая разница?
– - она отодвинула от себя пустую тарелку.
– - Главное, что теперь у него есть все условия для того, чтобы быть этим, как его -рахметом. Ну что, поехали?
После того как я вручил длинному рыжему официанту в шортах и переднике шестьдесят долларов, он, доверительно склонившись ко мне, сказал:
– - Застегните ширинку, сэр...
– - И как же зовут твою подружку?
– - спросил я в такси.
– - Манана, -- ответил мне мой чернокожий ангел, удобно устраиваясь на просторном, как диван, сиденье "Шевроле-Каприса".
– - Она что -- из Тбилиси?
– - Я тоже из Тбилиси, -- ответил ангел, снова давая волю рукам.
– Моего папу послали в Никарагуа развивать сельское хозяйство. Маис-хуис, кока-шмока.
– - Она склонилась ко мне, и тут началось сказочное.
– - О!
– - воскликнул я.
– - О!
Таксист с грузинскими усами и индийским тюрбаном на голове повернулся к перегородке. Он погрозил нам пальцем и сказал:
– - Прэкратить!
– - Ф-фак оф-ф!
– - небрежно плюнула в него моя разгоряченная пантера и не прекратила.
Я же сказал индусу поучительно и строго:
– - Истинный таксист всегда бдительно смотрит на дорогу, а не вертит головой, подвергая опасности жизнь пассажиров.
– - Ц!
– - высокомерно отвечал индус.
Снегопад встретил нас во Флатбуше. Дикий брат с мачете в руке, как хмельной Санта-Клаус, сыпал из порубленных подушек перья на спящие кварталы. Перья, кружась, по-рождественски мирно летели из наволочек к земле, текли по мостовой и тротуару, припорашивали спящих в темных углах нищих. Мы затормозили. Из снегопада вышла высокая девушка с бледным от снега лицом и, открыв дверцу, села рядом с нами. И тут же в лобовом стекле появился темноликий человек.
– - Я т-твою маму!
– - сказал он нашему индусу и занес клинок.
Героический индус молча надавил на газ.
– - У меня тоже брат -- идиот, -- сказал я Манане и протянул ей руку. Вместо того чтобы пожать ее, она лишь повернула ко мне
Я привез их к себе.
– - Кто это?
– - подозрительно спросила Манана, войдя в комнату и снимая перчатки.
– - Жена, -- признался я.
– - Она спит.
Мои гостьи тут же ушли в ванную, и скоро я услышал их приглушенные вскрики и смех. Я присел к столу, чтобы наскоро заполнить накладные, которые не успел добить на работе. Цифры рассыпались по желтой бумаге, как тараканы. Тараканы обескураженно метались по столу в поисках бутерброда, едва успевая увертываться от молниеносных росчерков моего пера. Никаких бутербродов! Райские наслаждения ждали меня через одну-две минуты!
Скоро с бумажной работой было покончено, и я стоял у дверей ванной. Ванная была пуста. Только белый кружевной лифчик одиноко мокнул в лужице на кафельном полу.
Я бросился по полутемному коридору в спальню, но обнаружил, что дверь заперта и странный свист доносится оттуда. Приложив ухо к фанере, я прислушался. "Говорит радио свободного Никарагуа.
– - сказали за дверью.
– Сегодня силами бойцов Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти врагу нанесен еще один сокрушительный удар -- взорван участок нефтепровода на северо-западе страны. Противник понес значительные потери в живой силе и технике".
– - Бляди!
– - закричал я. Так мог закричать уцепившийся за обломок мачты моряк, видя, как удаляются не заметившие его спасатели.
– - У вас что, революционный долг возобладал над похотью?! A? Отвечайте!
Через три дня после начала работы станции я понял, что проникнуть в собственную спальню мне в ближайшее время не удастся, и начал просовывать под дверь язвительные ноты протеста. В одной я написал:
"Предательницы исторической родины! Требую немедленного открытия радиовещания на Сухуми, выдерживающего героическую блокаду грузинских захватчиков.
Искренне ваш, Фазиль Искандер."
СЛЕДУЮЩAЯ ГЛAВA
Это, что касается экспроприации. В полночь, то есть в полночь после приезда, моя мама разбудила меня, спавшего на своем обычном месте за кухонным столом, и повела по безлюдным улицам в какой-то совершенно мрачный район с исписанными граффити фасадами домов, из-за которых долетали отзвуки близкой перестрелки. Где-то здесь, ей сказали, днем валялся практически новый диван. Судя по тому, что он валялся так долго, в нем наверняка лежал труп. Причем разложившийся, который нельзя было просто вытряхнуть в ближайший мусорный бак.
Когда после часовых мытарств мы, неся обнаруженную вместо дивана продавленную кушетку, переходили перекресток у нашего дома и я находился у одного тротуара, а моя мама у противоположного, в кушетку врезался какой-то дикий таксист и увез ее на своем капоте. Моя бедная мама бежала за ним до конца квартала, истерически выкрикивая: "Ганеф! Чтоб ты уже не доехал!". Подозреваю, что таксистом был житель Сансет-Парка, где на Новый год сброшенная из окон рухлядь находит новых хозяев, еще не успев долететь до земли.