Куба – любовь моя
Шрифт:
Красный, как рак, я взялся за ручку чемодана. Девушка поспешно ухватилась за куфр на колесиках и вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул, набрал полную грудь воздуха и, взвалив ношу на ногу, похромал через площадь.
Меня хватило метров на пятнадцать. Я поставил чемодан и оглянулся назад. О Боже! В новеньких джинсиках, на высоких каблучках, беспомощно оттопырив круглую попку, девушка изо всех сил тянула ручку куфра и не могла сдвинуть его с места.
Я вернулся, сдернул куфр с мертвой точки и легко покатил его по брусчатке.
Короткими
Я взвалил свой чемодан на колено, как любимую женщину, обхватил его обеими руками и осторожно, на ощупь, стал спускаться.
Медленно поднимаясь наверх за вторым чемоданом, я вспомнил библейское: не искушай Господа Бога своего. Какое уж тут искушение! Тут вызов – ни больше, ни меньше.
Друзья в Москве окрестили меня «везунчиком». Не потому, что жизнь моя была уж столь безоблачна. Наоборот. Потому что из всех передряг и неурядиц, что случались, в основном, по моей же вине, загнанный в угол, в самый последний момент чудесным стечением обстоятельств, я выскальзывал, как пойманный угорь из рук рыболова-простофили. Поэтому где-то в глубине души я был уверен: и сейчас все обойдется, пронесет. «Эх, старый идиот, – подумалось вдруг. – Чтобы изменить образ жизни, надо прежде изменить образ мыслей, а ты как был слюнтяем, так им и остался».
В вестибюле метро висели автоматы, которые за мелочь выдавали билеты для прохода. Подходящих монет не оказалось ни у нее, ни у меня. Мы метались по вестибюлю в поиске разменных касс, но ничего в горячке не обнаружили.
– Тайм, – в отчаянии показала она на часы.
– Подожди минутку! – крикнул я и побежал за угол к женщинам у пропускающих автоматов навести справки.
Когда я вернулся назад, моя попутчица, опустив плечи, стояла над своей поклажей с видом беженки или погорелицы и, казалось, не сразу узнала меня.
– Уот из дэ мэттэ? – запыхавшись, спросил я.
Она нерешительно показала мне четыре билета и попыталась улыбнуться. У нее было такое выражение, как если бы она вернулась в свою квартиру с моих похорон, а там я сижу в кресле, как ни в чем не бывало, и спрашиваю, что, мол, случилось.
– О! Уже билеты достала? Молодец! – сказал я, подхватил сразу два чемодана и устремился к поездам.
На платформе до меня дошло: она решила, что я удрал. Ха! К бабке не ходи!
– Не ссы, Маруся! – под грохот приближающегося поезда крикнул я.
– Уот ду ю сэй? – наивно спросила она. Я захохотал.
«А ведь это был бы лучший выход для меня: оставить ее в вестибюле метро с чемоданами, а самому заплатить старушке у прохода
Толпа прижала нас к чемоданам и друг к другу. Мне стало неловко из-за пропитанной потом футболки, но моя спутница, ничуть не комплексуя, приблизилась к моему уху и спросила по-английски: «Где ты живешь?»
В английском языке нет разницы между фамильярным «ты» и уважительным «вы». Оба местоимения произносятся одинаково: «ю». Очевидно, наша вагонно-чемоданная близость дала мне повод перевести ее «ю» только как «ты», не иначе.
– В Москве, – так же «на ушко» ответил я.
– Рус? – спросила она.
– Да, а ты где живешь?
– В Братиславе. – Она немного помедлила, а потом добавила: – В Словакии. – Наверное решила, что я могу не знать, где находится Братислава.
Поезд остановился. Толпа хлынула на выход, и я прижал девушку к себе, чтобы не смыли.
– Так ты тоже иностранка? – отпустил я ее, когда вагон снова набился людьми. Девушка засмеялась.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Мартина. А тебя?
– Владимир. Володя.
– Володья, – повторила она и показала на часы. До отхода поезда оставалось восемь минут. «Абзац, – подумал я. – Не успели. А сердчишко-то ничего, бежит помаленьку».
На следующей остановке Мартина сама прижалась ко мне, пропуская толпу на выход.
Платформа метро соединялась со зданием вокзала тоннелем. Мартина побежала разыскивать кассы, чтобы узнать, когда отходит следующий поезд на Брно. На наш поезд мы, конечно же, опоздали. То есть, еще не опоздали, оставалось две минуты, но у нас не было билетов, и мы не знали куда, на какую платформу бежать. И если б даже знали – с такой ношей особо не разбежишься.
Потихоньку перемещаясь с вещами вслед за девушкой, я добрался до большого, застекленного помещения с кассами, торгующими ларьками, открытым кафе на возвышении и скамейками для отдыха. Народу было не так много, и я сразу же увидел Мартину. Она сидела ко мне боком в позе Роденовского мыслителя. Я оставил вещи у колонны и подошел к ней.
– Опоздали? – задал я глупый вопрос.
Мартина поднялась со скамейки и медленно, чтобы мне было понятно, сказала:
– Следующий поезд на Брно пойдет в четырнадцать часов двадцать минут.
– В четырнадцать двадцать?! – Я подумал, что ослышался или не так понял. Числительные в английском всегда вызывали у меня определенные затруднения.
– В четырнадцать двадцать, – подтвердила девушка. И тут я заметил, что у нее заплаканные глаза.
– Тебе очень надо в Брно? – спросил я.
– Да, мы с мамой сегодня должны уехать в Братиславу. У нее уже билеты на руках.
– А откуда ты едешь?
– Из Лондона. Я не видела семью полгода.
Вот оно, оказывается, что, понял я. Мама заранее купила билеты в Братиславу, и теперь они пропадут, если Мартина опоздает.