Кубинский зал
Шрифт:
Я сделал еще одну попытку:
– Вам нужен вовсе не я, парни. Вы, наверное, ищете…
– Я знаю, один чувак в Квинсе торгует такими хреновинами…
– Ври!
– Клянусь! По восемь тысяч баксов за штуку. Бандит слева кивнул:
– Можно поехать туда прямо сегодня, вот только сначала закончим с мистером Эндрю Уайетом.
– Меня зовут не Эндрю, а Билл. Билл Уайет!
– Он отлично рисует, этот чувак, прямо настоящий мастер, верно?
– Пожалуй. Особенно у него получаются типичные американские пейзажи: виды Мэна и все такое – скалистые берега, море и прочее…
– Не зря его считают великим американским художником.
– Наверное,
– Эй, Билли, а ты тоже – великий американец?
Бандиты и их бандитская мечта… Тем не менее эти парни, похоже, не питали зла ко мне лично, поэтому я промолчал. Лимузин свернул на Двадцать третью улицу, потом двинулся по Уэст-Сайдскому шоссе (там Дэнни выключил телевизор) и наконец добрался до южной оконечности Манхэттена. Обогнув Бэттери-парк, машина поехала вдоль восточного побережья острова на север, по магистрали ФДР [21] . Здесь из-за сильного движения нам пришлось немного притормозить. Наконец, примерно на середине острова, лимузин свернул на Гарлем-ривер-драйв и снова поехал на юг через Уэст-Сайд.
21
Названа в честь Франклина Делано Рузвельта – 32-го президента США.
– И долго еще нам кататься? – спросил Дэнни.
– Пока Г. Д. не позвонит.
– Мне нужно отлить.
– На углу Тридцать четвертой и Девятой улиц есть «Макдональдс».
Несколько минут спустя мы остановились, и мои конвоиры по очереди воспользовались туалетом.
– Ты?…
Я покачал головой – я был слишком напуган.
Затем мы объехали остров по периметру еще один раз. Время близилось к полуночи, Дэнни и его напарник откровенно скучали.
– Гребаный Г. Д.!
– Это наша работа. Он нанял нас, чтобы мы ее сделали.
– Л вас, парни, нельзя подкупить? – спросил я. – Если вы подвезете меня к банкомату, я помогу вам очистить мой счет. Потом мы расстанемся. Единственное, чего бы мне хотелось, это чтобы вы оставили мне кое-какую мелочь на пару стаканчиков виски.
Бандит слева рассмеялся:
– А ты ничего чувак!
Потом в машине зазвонил сотовый телефон, и оба моих сопровождающих заметно вздрогнули. На звонок ответил тот, что сидел слева.
– О'кей, – сказал он в трубку, слегка понизив голос. – Мы сейчас подъедем.
Лимузин свернул в район Западных Двадцатых улиц – совсем недалеко от того места, где я жил, – и остановился возле тротуара. Меня вытащили из салона и повели вверх по ступенькам старого фабричного здания. Дэнни и его напарник держались почти вплотную ко мне; они буквально толкали меня вперед, а один из них – я не видел кто – снова взял меня под руку. Сгоряча я подумал о бегстве, но сразу понял, что все попытки вырваться были напрасны.
Наконец меня подвели к черной металлической двери. На ней не было ни вывески, ни каких-либо надписей, по которым я мог догадаться, куда меня привезли.
– Ну вот, здесь мы с тобой прощаемся, – сказал Дэнни.
– Что вы имеете в виду? – удивился я.
– Таких, как мы, здесь недолюбливают. – Он посмотрел на меня почти весело. – Правда, мы не жалуемся.
Дверь отворилась. И из нее вышли четверо чернокожих парней в хороших костюмах, и Дэнни с приятелем сдали меня им, что называется, с рук на руки. Они тотчас втащили меня внутрь здания, дверь захлопнулась, и я
Фанерный коридор был освещен тусклыми красными лампочками, и в нем витал запах марихуаны. Он заканчивался у лестничной площадки, где двое негров деловито, но без воодушевления, избивали третьего. Завидев нас, они обернулись в изумлении.
– Тихо! – пробормотал один из моих конвоиров.
– Он – коп?
Меня подтолкнули к лестнице. На следующей площадке я увидел толпу чернокожих подростков. Они во все глаза таращились на питбуля, который висел в воздухе на высоте трех футов, вцепившись зубами в толстую веревку с несколькими узлами.
– Эй! – сказал кто-то из моих тюремщиков. – Сколько уже?
– Девять минут.
Питбуль вращал налитыми кровью глазами и время от времени свирепо тряс головой; в уголках его губ уже показалась пена.
– А сколько рекорд?
– Двадцать шесть.
Мы поднялись еще на один пролет; стены здесь были сплошь заклеены рекламными листовками, портретами звезд рэпа и вставленными в рамочки обложками музыкальных альбомов. Навстречу прошла дородная негритянка в платье из золотой парчи и солнечных очках.
– Привет, крошка, – бросила она на ходу.
Наконец мы остановились перед стеклянной дверью, на которой было выведено по трафарету: «Мастурбация Лимитед».
– Входи, ты!…
За дверью оказался небольшой кабинет с широким тонированным окном, выходившим на танцпол внизу. Четверо конвоиров вошли следом за мной, плотно закрыв дверь. Слева от входа стоял неподключенный микшерный пульт, несколько «вертушек» и магнитофонных дек. В центре комнаты сидел очень толстый негр в красном шелковом халате и портативном переговорном устройстве; кроме того, на нем были солнечные очки в золотой оправе, на темных стеклах переливались какие-то голографические наклейки. Кресло было приподнято таким образом, чтобы он мог, не вставая, наблюдать сквозь стекло за всем происходящим на танцевальной площадке клуба. Рядом стояла двухсотгаллонная бочка из-под масла с прорезью в крышке. Пол и стены кабинета ритмично вибрировали в такт низким басовым нотам; время от времени до моего слуха доносился приглушенный вопль или визг восторга. Внизу, на танцполе, ритмично дергалось и извивалось не меньше двух сотен тел; блики стробоскопов метались по этой живой массе, а на сцене, то размахивая цепями, то хватаясь за промежность, кривлялась модная рэп-группа.
– Вот тот пижон, Г. Д.
Г. Д. указал мне на стул и взмахом руки отослал охрану.
– Мы будем снаружи, друг.
На меня Г. Д. так и не взглянул. Несколько минут он наблюдал за происходящим на танцполе и отдавал какие-то указания в микрофон переговорного устройства.
– Проверьте, что эти ниггеры делают у красного дивана… – Он наклонился к окну, присматриваясь. – Нет, не этот… Чувак в зеленом. Да-да, он… Он мне не нравится. Скажите этому негритосу, что я читаю его мысли. О'кей, спокойно. Эй, Антван, ты меня слышишь? Принеси эту коробку ко мне, немедленно. Принеси ее сюда!