Куда уходит вчера
Шрифт:
За рощицей находилась кузница. Ривллима это не удивило; во время Оль — Алиор всё становится возможным. Он осторожно толкнул скрипучую дверь и вошёл внутрь, где воздух был горяч, где пахло живым металлом, углем и чем — то ещё — чем — то, что невозможно выразить словами. Домом, что ли.
Воин не удивился, увидев перед наковальней собственного отца. Того, которого он привык видеть с пелёнок. Отец, Эвейр Мегдлир, сын Альвира из Меорна, трудился над каким —
— Здравствуй, отец, — произнёс Ривллим и присел в стороне, на огромный пень, который служил колодой для рубки дерева.
Кузнец поднял взгляд, кивнул и улыбнулся.
— Здравствуй, сын, — было ответом. — Ты вырос, как я погляжу. Всё ли хорошо у тебя?
Эвейр взял щипцами тускло — багровый кусок металла, вернул его в горн и принялся прилежно раздувать угли. Жар был сухим; Ривллиму он был привычен.
— Не знаю, — ответил воин наконец. — Происходит что — то странное. То, что было дороже всего на свете, исчезло; я вынужден скитаться и помогать тем, кого вчера ещё не знал.
— Так было всегда, — отозвался отец, укладывая на наковальню светящуюся жёлтым заготовку и продолжая обрабатывать её молотом. — Жизнь непостоянна. А ты, должно быть, привык к постоянству и не желаешь признавать того, чего не изменить.
С кем идёт разговор? С Эвейром, или с собственным воображением? Трудно ответить. Кузница, без сомнения, была той же. Отец выглядел так же, как и тридцать с лишним лет назад. Изменился лишь сам Ривллим.
Воин ощутил, что скопившееся внутри напряжение оставляет его. Словно лопнул постепенно набухавший нарыв.
— Может быть, — ответил он. — Мне нужен совет, отец. Что мне делать? Могу ли я доверять тем, с кем теперь сражаюсь за этот мир?
Эвейр прекратил ковать и долгое время смотрел на сына.
— Твой дед убедил жриц, что ты достоин принять вызов и выдержать испытание, — отозвался он в конце концов. — Я выковал для тебя меч, которым могу гордиться. Ты стал сайиром, сын мой, и не можешь разобраться в происходящем? Мой отец сказал бы так: тот, кто присматривается, остаётся ни с чем. Помоги мне.
Как и в детстве, Ривллим послушно подошёл к наковальне и принялся помогать отцу, придерживая своенравную заготовку. Металл бился о металл, работа шла своим чередом и прочие мысли казались неуместными. Мне снова десять лет, подумал Ривллим…
Поднял голову. Кузница исчезла. Мгновенно, без предупреждения. И вновь вокруг парк, стрекочут сверчки, в их стройный треск вплетается тихое пение птицы… Воин некоторое время смотрел на руки, на следы от щипцов и, покачав головой, двинулся куда — то.
Откуда — то из — за вставших полукругом кустов послышались раскаты грома и предчувствие беды сжало сердце. Воин поспешил на звук, не переставая удивляться реальности происходящего.
Она
— Старик Даар приболел, — сказала она, поднимаясь и прикасаясь губами к его щеке. — Я послала ему лекарство, но надо присматривать. Он капризен, как ребёнок…
Она всё говорила, а воин тщетно пытался извлечь из памяти её имя. Имя! Но оно не приходило. Без имени она была лишь тенью, которая не давала покоя по ночам, будоражила, превращала его самого в тень — в тень прежнего Ривллима, знавшего, как и для чего следует жить.
В дверь постучали.
— Это за мной, — она поднялась и взяла приготовленный свёрток. — Не беспокойся, милый, я ненадолго. Вернусь, и сядем ужинать. Только…
— Нет! — воскликнул воин, не в силах пережить всё это ещё раз. Приятные воспоминания! Только добрые видения! Ну, фокусник, дай мне только вернуться к тебе! — Не ходи! Пережди грозу, это недолго!
— Но я обещала, — мягко возразила она. — Я обещала, Ривллим. Я быстро.
— Пусть идёт, — послышался голос из — за спины и Ривллим, поворачиваясь, выхватил Кошачий Глаз. Глупо, конечно; но того, что происходило сейчас, не было в его воспоминаниях.
В трёх шагах от него стояла, поигрывая тяжёлым жезлом, высокая женщина. Пышные волосы волнами опускались на её плечи и спину. Жезл, две свившихся спирали, белая и чёрная, потрескивал; с него срывались и тотчас гасли синие искорки.
— Пусть идёт, — повторила она и засмеялась. Ривллим на миг обернулся, чтобы увидеть ту, имя которой он не мог вспомнить — она замерла, словно время остановилось. — Всё повторится, сайир, — голос звучал устрашающе; он не принадлежал одному человеку. Он принадлежал многим сотням людей, мужчинам и женщинам, он отдавал раскалённым металлом и болотным ядом; в нём слышался рёв урагана и потрескивание льда. — Не узнаёшь меня?
Ривллим выставил перед собой Глаз, с клинка которого стекала, рассеиваясь в воздухе, синяя дымка и замер.
— Убирайся, — приказал он той, что продолжала вращать в руке жезл. — Тебя там не было. Тебя вообще не было. Ты прокралась тайком, подобно вору.
Женщина вновь рассмеялась, и Ривллим увидел, что в глазах её пылают сотни огоньков.
— Отдай то, что принадлежит мне, сайир, — она протянула руку. — Отдай и я уступлю тебе многое, очень многое. Назови, что ты хочешь получить за меч?
— Тебе не взять его, — процедил Ривллим сквозь зубы. Женщина взмахнула жезлом, и Глаз на рукояти закрылся. Меч стал невероятно тяжёлым, он обжигал руку холодом. Вскрикнув, воин выронил его, и меч вонзился в пол.