Куда ушел трамвай
Шрифт:
– Послушай, - сказала я ему сердито.
– Не сиди между нами, пусти меня к сестре.
– Не могу, - ответил Юрис, - она так крепко меня держит. Если я вырвусь и пересяду, она наверняка расплачется.
– Да, Юрис, - подтвердила ты, - я горько заплачу.
–
– Действительно, ты моя сестра, - сказала ты, - но Юрис главнее - он мой жених.
– Я не жених, - сказал Юрис, - я моряк.
– Слышала?
– сказала я тебе.
– Он моряк.
– Ну и пусть, - ответила ты, - все равно жених. Юрис, я больше не отдам тебя. Я скрывала от них, как мне больно без тебя, а они думали, что мне больно просто так и давали мне лекарство. Они старались меня развеселить, а я не могу, когда они стараются. Вообще они все мне надоели, особенно когда ссорятся и кричат друг на друга.
– И я тебе надоела?
– спросила я с ужасом.
– Я тоже не выносил, когда мать с отцом кричат друг на друга. Мне хотелось взять и заклеить уши. А когда отец хлопал дверью, мать бросалась обнимать меня и реветь, будто только что не визжала и не топала ногами на меня же и на отца. И я ушел от них.
– А куда ты ушел, Юрис?
– осторожно спросила я его.
– Да так...
– неопределенно сказал Юрис.
– И туда, и сюда...
– И я с тобой, Юрис, - сказала вдруг ты.
– Что ж, - сказал Юрис.
– Пожалуй, и мне все время не хватало
– Как это оставайся?
– закричала я.
– А мама? А папочка? А бабушка? А я, наконец?
Ты разжала руки, обнимавшие Юриса за шею, и впервые за все это время посмотрела на меня.
– Но видишь ли, - спокойно, как взрослая, сказала ты.
– Трамвай - это ведь не самолет, он не может выдержать и тебя, и маму, и папочку, и бабушку, не считая нас с Юрисом. Мама захочет прихватить своих подруг, бабушка своих старушек, папа - доминошников да еще доминошный стол с деревом над ним, да и ты, наверное, захочешь взять с собой Стасика, а Стасик собаку Дождика, нет, нет, извини меня, но мы не можем взять с собой столько людей. Ищите себе другие трамваи, прилетайте в гости, милости просим. Юрис, открой ей дверь!
– Пожалуйста, - сказал Юрис не двигаясь.
И я почувствовала, как в ту же минуту меня оторвало от них, вынесло ветром за двери, умчало в струю теплого снегопада, который шел вперемешку с красно-бело-зелеными мячами, и я падала вместе со снегом, я падала, и снег пах лекарствами, чаем с малиной, а свет синей лампы пытался прорвать в моем ухе какую-то болезнь. Я отодвинула лампу.
– Глотни-ка еще чаю, детка, - наклонившись, прошептала мне мама, бедный мой детеныш.
– Она уехала на трамвае, - сказала я, сделав глоток.
– Она уехала на трамвае, - помедлив, сказала мама.