Куда ведет кризис культуры? Опыт междисциплинарных диалогов
Шрифт:
Последовательные традиционалисты. Характерной особенностью этого кластера на фоне остальных выступает убеждение в том, что в экономике плановые начала должны доминировать над рыночными (82 % сторонников этой точки зрения), что конкуренция вредна, что все перемены ведут к худшему и нужно приспосабливаться к реальности, а не бороться за свои права. Здесь преобладают негативное отношение к демократии, различиям, риску, последовательная приверженность уравнительности и т. п. Среди «последовательных традиционалистов» наибольшая (82 %) доля тех, кто считает уважение к традициям и следование привычному
Традиционалисты-этакраты. Этот кластер во многом близок к «последовательным традиционалистам». Подобно им, представители данного кластера — убежденные сторонники доминирования в России плановых, а не рыночных начал (97 % ядра и 73 % кластера в целом). И они в массе своей тоже хотели бы жить в обществе социального равенства, а не индивидуальной свободы (96 % ядра и 78 % кластера в целом). Характерно для них и преобладающее согласие с тем, что западный путь развития России не подходит (75 %) и что государство всегда должно отстаивать интересы всего народа перед интересами отдельной личности (71 %).
При этом к демократическим нормам жизни и кластер в целом, и в еще большей степени представители его ядра настроены скептичнее, чем «последовательные традиционалисты». Поэтому я и сочла уместным по отношению к ним слова «этакраты». Среди них меньше процент тех, кто считает необходимой оппозицию, и существенно меньше согласных с тем, что каждый гражданин имеет право отстаивать свои интересы при помощи демонстраций и забастовок. А готовность признать за государством право ограничивать свободу прессы здесь, наоборот, наибольшая, причем в ядре кластера она еще больше, чем в кластере в целом. Вместе с тем его представителей характеризует более позитивное, чем у «последовательных традиционалистов», отношение к конкуренции, переменам и модернизации, а также очень противоречивое и неоднозначное отношение к закону. Именно здесь мы обнаруживаем максимальное (86 %) согласие с мнением, что хорошие руководители для России важнее, чем хорошие законы.
Разочаровавшиеся традиционалисты. Этот кластер, как и предыдущий, также демонстрирует сложность и неоднозначность протекания процессов разложения ранее характерной для России модели сознания. Однако в нем это разложение начинается как бы «с другого конца» — не с развития на микроуровне толерантности к конкуренции и модернизации с одновременным сохранением лояльности к нормам, на которых строится этакратическая модель развития, а с разрушения в первую очередь именно этих норм. При этом, вследствие разочарования в традиционной модели взаимоотношений общества, личности и государства, разложение этих норм происходит у членов данного кластера без одновременного формирования альтернативных им представлений, характерных для обществ модерна, что ведет к развитию в нем массовой аномии. Именно в этом кластере обнаруживаем мы наибольшую (62 % респондентов) склонность полагать, что успех — результат везения и связей, а не упорного труда. Притом, что в подавляющем большинстве других вопросов его представители чаще всего оказываются просто не способными определить свою позицию, выбрав из предлагавшихся им вариантов ответов (как правило, альтернативных) тот, с которым они были бы согласны.
Тем не менее по ряду позиций «разочаровавшиеся традиционалисты» демонстрируют особенности, характерные для сознания традиционалистского типа — от ориентации на воспроизводство привычных образцов (71 % их представителей придерживаются мнения, что уважение к традициям и следование привычному важнее инициативности и поиска нового) до тяготения к плановой модели хозяйствования (72 % сторонников). Отличия во взглядах ядра кластера от взглядов кластера в целом еще ярче показывают, что это традиционалистский по своей природе кластер.
Немодернисты. Этот кластер находится как бы «на перепутье» — нельзя
С одной стороны, 77 % «немодернистов» (больше, чем в любом другом кластере) убеждены в том, что государство всегда должно отстаивать интересы всего народа перед интересами отдельной личности, а 62 % (здесь они тоже лидеры) законности предпочитают справедливость. Но, с другой стороны, в кластере и наибольшая (71 %) доля тех, кто считает, что каждый гражданин в любой ситуации вправе отстаивать свои интересы при помощи забастовок и демонстраций. В нем и одна из самых больших (88 %) доля считающих, что каждый человек должен иметь право защищать свое мнение, даже если большинство придерживается иного мнения. К этому стоит добавить, что почти 60 % кластера и еще большая доля его ядра не готовы признать безусловное право правительства влиять на правосудие, а также ограничивать свободу прессы, даже если того требуют интересы государства.
Все это на первый взгляд органично соотносится в кластере с толерантностью к западной демократии. Но только в том случае, если речь идет об этой демократии «вообще». Когда же дело касается конкретики, то мы обнаруживаем здесь отрицание необходимости политической оппозиции: с тем, что настоящая демократия без нее невозможна, согласны всего 22 % входящих в кластер респондентов, что намного меньше, чем даже в традиционалистских кластерах. Если учесть также, что в этом кластере 72 % его представителей руководствуются конформистской установкой не выделяться и «жить, как все», что свыше их половины предпочитают плановую экономику рыночной и убеждены, что все перемены только к худшему, то станет понятно, почему у меня не было оснований причислять данный кластер не только к традиционалистскому, но и к модернистскому типу.
Протомодернисты. К числу наиболее ярких особенностей этого кластера относится, прежде всего, последовательная прагматическая ориентация. Она проявляется в том, что материальному благополучию отдается предпочтение перед свободой, зарплате — перед «интересностью» работы, а также в убеждении, что чего-то добиться можно, только действуя сообща. Характерны для «протомодернистов» также негативное отношение к индивидуализму (82 %, что больше, чем в любом другом кластере) и убеждение, что следование традициям важнее инициативности и поиска нового (69 %, что тоже является одним из самых высоких показателей). Заметной особенностью кластера выступает и отсутствие в нем толерантности к «не-мы» — возможно, в силу очень ярко выраженной уверенности, что согласовать интересы разных групп общества невозможно.
Однако, в отличие от всех рассмотренных выше кластеров, «протомодернисты» в значительно большей степени являются сторонниками общества равных возможностей, а не равенства доходов и в значительно меньшей степени согласны с признанием права государства влиять на правосудие и ограничивать свободу прессы. Кроме того, среди «протомодернистов» 85 % (больше, чем в любом другом кластере) сознающих, что демократия немыслима без политической оппозиции, и всего 19 % (намного меньше, чем в других кластерах, включая модернистские) считающих, что функция оппозиции заключается в помощи правительству. Замечу также, что ядро этого кластера еще толерантнее относится к неравенству и что в нем отчетливее выражено убеждение, что успех — результат упорного труда, а не простого везения. Все это позволяет отнести «протомодернистов» к промежуточным кластерам, характеризующимся весьма противоречивым сознанием. Но модернистская тенденция выступает здесь более рельефно, чем у «немодернистов».