Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого
Шрифт:
И хотя никакого заговора еще не было, опасения Меншикова понять можно – Толстой был опытнейшим интриганом, умевшим всегда остаться в тени.
На основании допросов Девьера ПАТолстой, а также некоторые из участников криминальных разговоров (И.И.Бутурлин, Г.Г.Скорняков и другие) были арестованы. Суд был скорым и неправедным: 6 мая императрице был подан итоговый доклад, в котором Толстой «с товарищи» объявлялись мятежниками, которые «тайно совещались», как не дать императрице определить наследника по ее воле, а также замышляли интриги против женитьбы великого князя на Марии Меншиковой. Все дело было шито белыми нитками, но Екатерина 6 мая 1727 года подписала указ о наказании Толстого, Девьера и других. И хотя смертный приговор она тут же отменила, ближайших сподвижников Петра Великого ждали кнут и пожизненная
Я обращаю внимание на эту дату – именно 6 мая в 9 часов вечера Екатерина умерла. Подобная жестокость в истории России – редчайший случай. Как правило, было как раз наоборот: на пороге смерти цари освобождали преступников, миловали приговоренных к казни, прощали грехи, помещики отпускали на волю холопов – ведь каждый христианин хотел предстать перед Богом с чистой совестью. И только Екатерина в свой смертный час обрекла других на муки.
Светлейший не был, по-видимому, доволен мягкостью наказания бывших своих товарищей и 28 мая (после утверждения Петром II указа Екатерины о казнях) написал письмо бывшему герольдмейстеру двора графу Санти, отправленному без суда в Сибирь за связи с Петром Толстым. Это письмо хорошо раскрывает натуру его автора, развращенного властью, жестокого, лживого и циничного. «Господин граф Сантий! – продиктовал Меншиков секретарю. – Его императорское величество указал за вящее ваше в важном деле подозрение послать вас в ссылку в Сибирь. Того ради, надлежит тебе мне, по чистой своей совести, объявить, какие у тебя с Петром (т. е. Толстым. – Е.А.) таятся советы и с подозрительных писем переводы и сочинения; о важных делах подозрительные письма были ли на то к нему из российских и из иностранных городов?».
Смышленый читатель понимает, чем может грозить преступнику переписка с иностранным государством. Правильно! Обвинением в государственной измене. И далее Меншиков бросает Санти фальшивую «приманку»: «Ежели ты сие наше предложение за благо примешь, то мы тебя обнадеживаем Его императорского величества милостью и для освобождения тебя из ссылки и о возведении в свое достоинство буду наивящее старание прилагать и всех наших господ министров и надеюсь с Божией помощью такую тебе милость исходатайствовать». И этот пассаж о «приложении старания» пишет «полудержавный властелин», могущество которого достигло апогея! Одновременно с письмом к Санти Меншиков подписал письмо к князю И.Ф.Ромодановскому – начальнику Преображенского приказа в Москве, в котором приказывал дать Санти для написания письма два дня, срочно прислать его письмо, а самого бывшего герольдмейстера, писал Меншиков, «извольте отправить в Тобольск под крепким караулом». Из ссылки Санти вернулся лишь при Елизавете, спустя полтора десятка лет.
В те дни, когда решалась судьба Девьера «с товарищи», решалась и судьба трона. Сведения о том, что Меншиков занят составлением завещания Екатерины, просочились также в конце апреля 1727 года. Девьер на допросе показал, что говорил Ивану Долгорукому: «Светлейший князь, действительный тайный советник князь Дмитрий Голицын, действительный тайный советник Остерман, цесарский министр Рабутин будто сочиняли духовную для Ея императорского велиества, по которой чтоб быть наследником Великому князю, а светлейшему князю регентом». Далее Девьер сказал, что хотел об этом сообщить фельдмаршалу Сапеге, «чтоб он доложил императрице».
Действительно, «Повседневные записки» свидетельствуют, что Меншиков весь март и апрель 1727 года провел в длительных тайных беседах с Дмитрием Михайловичем Голицыным, кабинет-секретарем Макаровым, а более всего – с Остерманом. Тогда же Меншиков встретился и с Рабутином. Последний был нужен «авторскому коллективу», сочинявшему завещание царицы, как гарант его исполнения. Это позволило одному из дипломатов заметить: «Благодаря проекту брака Меншиков сделался настоящим австрийцем».
Александру Даниловичу приходилось спешить – жизнь императрицы приближалась к концу, и вот уже по городу читали манифест: «1727-го году, мая в 6-й день, в 9 часу пополудни, волею Божией, Всепресветлейшая, державнейшая, великая государыня императрица Екатерина Алексеевна, Самодержица Всероссийская, от сего времянного жития преставися в вечное блаженство…»
Причины смерти императрицы довольно четко указаны главным врачом империи архиатером
Бумажка, решавшая судьбу империи
Ко дню смерти Екатерины завещание было готово. Впрочем, здесь мы вступаем на не менее зыбкую почву предположений, чем в случае с завещанием Петра Великого. Само завещание, или, как его называли, Тестамент, дошло до нас лишь в дефектной копии, которая сохранилась среди бумаг Коллегии иностранных дел. Подлинник мелькнул только дважды и затем исчез для нас навсегда. В первый раз он появился 7 мая 1727 года, на следующий день после смерти Екатерины I. В журнале Верховного тайного совета об этом есть запись. В присутствии Петра, цесаревен Елизаветы и Анны, герцога голштинского, великой княжны Натальи Алексеевны и членов Совета был «чтен Тестамент Ея императорского величества, подписанный собственною Ея величества рукою, о наследовании российского престола, которым удостоить соизволила Его высочество великого князя Петра Алексеевича, и о прочем, что в том Тестаменте изображено». По сведениям Маньяна, документ читал присутствующим вице-канцлер Остерман – наверняка один из основных его авторов.
После присяги, целования креста, литургии император и все остальные «с прибавлением знатных персон» рангом пониже собрались в «каморе, где бывает собрание Верховного тайного совета… И во время онаго заседания от действительного тайного советника Василья Степанова (секретаря Совета. – Е.А.) чтен в другой ряд вышеупоминаемой же Тестамент, и как оной выслушан весь, тогда разсужено от присутствующих Верховного тайного совета особ записать протокол, что все должно по тому Ея императорского величества Тестаменту исполнять, и оной протокол изволили подписать Его императорское величество и их высочества» Анна, Елизавета, Карл-Фридрих, Наталья Алексеевна, члены Совета, иерархи церкви, сенаторы и генералы. Среди подписавших протокол мы не видим подписей трех сестер – Екатерины, Анны и Прасковьи, дочерей царя Ивана V Алексеевича. Их не сочли нужным даже пригласить на церемонию – столь ничтожен был их политический и династический вес. Приметим это обстоятельство!
19 мая 1727 года на заседании Совета был «спрошен Тестамент Ея императорского величества… и с того Тестамента копии, которые были за печатью тайного советника Степанова. И, приняв оные, канцлер граф Головкин запечатал своею печатью и положил на сохранение в ящик, в котором в Коллегии иностранной хранятца государственные печати, и оной ящик отдал той коллегии обер-секретарю Юрьеву». И всё… Больше подлинник Тестамента на свет Божий не появлялся. Есть предположения, что он исчез во времена Анны Иоанновны, но как и при каких обстоятельствах – остается до сих пор загадкой.
Сохранилась только копия Тестамента, так что проверить подлинность подписи Екатерины, вероятно, никогда не удастся. В этой копии, опубликованной в Полном собрании законов (том 7, № 5070), имеется дефект. Пункт 11-й Тестамента гласит: «Принцессу Елизавету имеет его любовь герцог Шлезвиг-Голстинский и бискуп Любецкой (это двоюродный брат Карла-Фридриха. – Е.А.) в супружество получить, и даем ей наше матернее благословение; такоже имеют наши цесаревны и правительство администрации стараться между его любовью и одною княжною князя Меншикова супружество сочинить».