Кудесница для князя

Счастная Елена

Таскув закусила губу, подошла к нему, словно под ударами палок, и чуть в сторону отвела. Не хотелось оправдываться перед всеми. Она другим ничего не обещала – только Смилану и отцу его.

– Я слово свое сдержу, – взглянула на воина твёрдо снизу вверх. – И постараюсь вождя вашего излечить. Простите, что обманула. Что утаила то, зачем сюда собиралась. Но от того никому теперь вреда не станет.

Лицо Смилана смягчилось. Он лишь коротко и недобро посмотрел вдаль на Унху, словно тот был виноват во всём. Но нет, виновата она. Воеводов сын вдруг крепко взял Таскув за подбородок, не давая опустить голову.

–

Надеюсь, ты не станешь больше дурить нас, – в его голосе явственно послышался оттенок угрозы. – Ижеслав всем нам очень дорог. Мы не от безделья к вам в паул притащились, унижение от ваших старейшин вытерпели.

– Я понимаю.

– Ой ли...

Воин ещё мгновение разглядывал её, склонившись ближе. Таскув отчётливо видела все синие крапинки на радужке его светлых глаз. Внутри что-то оборвалось, когда Смилан вздохнул и отпустил её. Кожа ещё несколько мгновений хранила след его совсем не ласкового прикосновения.

Он развернулся и вновь скрылся в своей палатке, видно, досыпать. А Таскув вернулась к костру.

[1] Менкв — в ханты-мансийской мифологии антропоморфный великан-людоед и оборотень. Изваяния менквов (обычно семь штук) часто ставили около святилищ, которые они якобы охраняли. Их заменяли каждые семь лет, так как считалось, что их сила постепенно падает.

Глава 5

– Вот расскажу твоему отцу, что вы с Унху наделали, век тебя из дома больше не выпустит! – сверкнув сталью во взгляде, поговорил Елдан, когда подошла Таскув.

Она только рукой на него махнула. Какая, мол, теперь разница? Тот брови свёл, оглядывая её, и то, что он увидел, знать, ему не понравилось. По её виду теперь самое худое можно подумать, это верно. Косы растрёпанные, губы припухшие, нацелованные, и глаза, небось шало поблескивают разгоревшимся желанием.

– Оставь, дядька Елдан, – она коснулась его плеча. – Чему суждено случиться, то случится. А сейчас ничего непоправимого не произошло.

Елдан только недоверчиво покачал головой. Теперь в два раза усерднее блюсти ее станет, к Унху и на сажень не подойти. Пока, может, оно и к лучшему. После того, как они так близко друг к другу подобрались, сдерживаться станет совсем невмоготу.

Таскув присела у костра рядом с Эви, встретив и её изучающий взгляд. Они посидели молча: сестра ни о чём пока не расспрашивала, да рассказывать и не хотелось. Сокровенное это, зачем трепать лишний раз?

До самого утра они так и не уснули больше. Зато Евья от сонного отвара спала беспробудно, казалось даже, не шевелилась совсем.

Наконец после тяжкого вздоха на всю округу Эви шепнула:

– Ну, как. Ритуал провели? Соединила вас Матерь Калтащ?

И вдаль уставилась невидяще. Даже почудилось, что и ответа не услышит: настолько занимали её голову другие мысли.

Таскув медленно провела по чуть растрёпанной косе, затем по другой и принялась их расплетать. Надо бы хоть в порядок себя привести, пока воевода не проснулся. Уж сын ему обо всём, что ночью случилось, быстро расскажет. А там ещё от него упрёки да угрозы выслушивать.

– Соединила, – она покосилась на подругу. А та сжала бледные губы – услышала всё ж. – Да до конца ритуал мы не довели. Побоялась я, что княжича после излечить

не смогу.

Эви повернулась к ней и недоверчиво оглядела всю с головы до ног. Прищурилась, разве только пальцем не погрозила.

– Ты что же, Унху до себя не пустила?

Таскув приложила ладонь к заполыхавшей вдруг щеке. Это уж с какой стороны взглянуть: раньше они себе такой близости не позволяли.

– Пустила, да не совсем.

Эви дёрнула бровями и тихо рассмеялась, не обращая внимания на смурного Елдана, который неподалёку сидел вместе с Унху. Никому из них теперь не спалось. Мужи прервали неслышный отсюда разговор и вперились недоуменными взглядами: что за веселье? Сестрица даже обернулась на них, хитро посверкивая глазами.

– То-то я смотрю, Унху лесной чащи мрачнее.

Таскув склонилась к ней ближе, ещё понизив голос.

– Теперь в любой миг завершить можно. Мне бы только до княжича того добраться.

Но Эви лишь рукой на неё махнула, улыбнувшись.

– Дался тебе этот княжич, в самом деле. Можно подумать, ради него ты в этот путь отправилась.

Таскув пожала плечами. Верно, не ради него. Ради себя, Унху и любви, что они несли в сердцах. Ради его дыхания рядом по утрам и взгляда, полного силы и ласки одновременно – так он смотрел всегда лишь на неё одну. Никакая девушка в пауле не привлекала его, хоть и жадные до внимания охотника находились – да и не удивительно. Пусть и сирота он с детства, а из хорошей семьи: обо всех его братьях да сёстрах всегда доброе говорили. Добытчик он справный, от работы никогда не отлынивал: за таким спокойно будет всю жизнь – и дом, оставшийся ему от родителей, он в порядке держал. Да и красив, чего уж скрывать: по-особому, неведомым притяжением в глазах и улыбке он тянул к себе. И с судьбой мириться он так же, как и Таскув, не хотел. Поэтому-то она и бросилась в дорогу, обо всём и всех позабыла – да чуть не наделала скверных дел. Как бы она сейчас в глаза Отомашу смотрела, как бы выдержала нападки Смилана, который теперь, похоже, ей вовсе не верил?

Они с Эви снова замолчали, глядя в разгоняющий прозрачный утренний туман костёр. Помалу начали выбираться из палаток воины, вяло озираясь. Зелье всё ж сильное Таскув накануне замешала – после него и худо бывает иной раз. Но ничего, продышатся скоро на утренней прохладе, остро пахнущей пихтовой хвоёй.

– А ты что же? – решила она заговорить о другом, разглядывая мужей вокруг. – Показала бы мне хоть того, за кем из паула ушла.

Лёгкая улыбка вновь сползла с лица Эви. Она помолчала, теребя в пальцах небрежно сорванную травинку, и отбросила её в сторону.

– Думается, не замечает он меня вовсе. Права ты была. Но теперь уж домой не поверну. С матушкой и тобой дальше пойду, пока не гонят.

Она разочарованно дёрнула уголком губ и отвернулась. Таскув тронула её за плечо, пытаясь заглянуть в лицо.

– Хочешь, у Отомаша спрошу, как зовут да кто таков? Или у Смилана. Расскажут, небось. А там, поди, найдём к нему дорожку.

Эви посмотрела на неё, словно на дурную. Хитрить да изворачиваться она не привыкла, у неё-то душа всегда нараспашку, лицо открытое: всё по нему прочесть можно. Это Таскув заигралась, сама себя перемудрила, а Эви ничего скрывать не умеет. А потому мысль о том, чтобы зазнобу в сети девичьи заманить, её, скорее, пугала.