Кудесница для князя
Шрифт:
Большое кострище посреди облитой солнцем, словно топлёным жиром, поляны чернело размокшей золой. Развести огонь будет сложно. Но Таскув знала секрет на такой случай. Не выбирая, она набрала веток вокруг поляны и уложила шалашом. Ударила кресалом, бледные искры упали на влажную растопку, но несколько слов просьбы, обращённой к богине Най-эква, помогли пламени заняться. Оно затрещало недовольно, словно ворча на то, что ему предложили негодную пищу – надо теперь уважить. Закончив кормление огня, Таскув взялась за бубен. Непривычным он показался в ладони, хоть и смастерила своими руками.
И вновь запел бубен под ударами колотушки. Загудел молодым голосом, полный силы и воздуха. Закружились лиственницы и ели, вспыхивал костёр то с одного бока, то с другого, словно это не Таскув плясала, а они рядом с ней. Она просила духов указать ей на шамана. Указать на то, как можно его победить. Она звала Ланки-эква, но та не торопилась появляться среди размытых фигур, что влились в танец у огня. Но, когда Таскув уже почти выдохлась, услышала знакомый голос прабабки:
– Недоброе ты удумала. Тёмной тропой пойти хочешь.
– Какая бы тропа ни была, она моя. Лунег убил отца и многих в пауле. И скольких ещё убьют зыряне, если я не остановлю его.
– Месть редко доводит до добра.
– Я не смогу жить спокойно, зная, что могла помешать ему и не стала. Он может убить Йароха. Или Унху. Или…
О том и думать не хотелось.
– У каждого своя судьба.
Таскув вгляделась в одну пляшущую фигуру, в другую, пытаясь узнать. И вдруг отчётливо разглядела черты Урнэ среди неразличимых лиц.
– А разве ты не пошла против своей судьбы, когда убегала от шамана, который хотел тебя убить?
– Он не убил бы.
– Но ты сбежала.
То ли ветер пронёсся среди деревьев, то ли вздох.
– Да. Я тоже выбрала недобрый путь.
– Ты выбрала путь жизни. И я тоже хочу жизни для всех, кого люблю.
– Стало быть, это и есть твоё большое дело. Если ты справишься, то поймёшь, чего хочет твоё сердце. Я не могу тебя остановить. Но могу предупредить.
– Я буду осторожна.
– Тогда смотри…
Таскув очнулась в небе. Сильные удары крыльев отдавались в теле. Воздух надёжно держал её, стелился невидимой дорогой. Она видела Мань-Пупу-Нёр с застывшими на его вершине болванами. Шаман Торев с его братьями… Всё повторяется, но и приобретает новые черты. Не смелый воин спешит спасти невесту, а девица хочет спасти многих воинов. Таскув точно знала, куда лететь: духи указали путь. И скоро показалась гряда невысоких гор, что чертили границу земель вогулов и зырян. Словно в пушистые воротники, укутанные в леса. Точно серебром, обвитые реками. Мглистые и суровые, так редко познающие тепло.
А после рассыпанными на прогалинах камушками завиднелись и паулы зырян. Большие, распухшие на благости, идущей от западных соседей. А после и первые пепелища, устроенные вогулами по самому восточному краю. Уже началось, уже полились ненависть и смерть неумолимой рекой, отравляя всё вокруг. И добралась уже до того селения, где жил Лунег. Таскув видела лагерь и войско вогулов. Часть его буйствовала в схватке с зырянами,
Таскув снизилась, пронеслась над головами воинов, пытаясь углядеть знакомые лица. Но где там: все они сейчас походили друг на друга, бурые от пролитой крови, искажённые яростью. Свистели стрелы: того и гляди зацепит случайно. Она вновь взмыла над лесом и скоро увидела поляну, где горел большой костёр. Искры носились над пламенем стаей мотыльков. Знаки расчерчивали землю вокруг, и некоторые заключали в себе кровавые жертвы, уложенные в строгом порядке.
Лунег камлал, он просил помощи у духов-покровителей, и воздух колыхался не только от жара пламени, но и от силы, что разбегалась от него в стороны рваными всплесками. Он не жалел себя.
Таскув села на землю в тени и перекинулась в человека. Сняла с ладони обмотанный вокруг пальцев ровдужный шнурок и вышла на поляну. Прохладный утренний воздух словно стекал по обнаженной коже, но чем ближе к костру, тем жарче становилось.
Лунег почуял её, медленно опустил бубен и обернулся.
В его серых глазах мелькнуло удивление и тут же пропало за подозрительностью и извечной усталостью.
– Сколько гонялся за тобой, а ты сама пришла, – он окинул её взглядом равнодушно, словно не было ему дела до женской наготы.
– Колдовство удумал? – Таскув кивнула на лошадиную голову, что, ещё сочась кровью, лежала на гладком камне недалеко от костра. – Много жертв. Много сил.
Она подошла ещё ближе, комкая в кулаке шнурок.
– Скоро пробудится великан Торев и его братья. Мои люди на пути к Мань-Пупу-Нёру.
Вопреки ожиданию, Лунег шагнул навстречу. Его боль ударила со всех сторон. Таскув увидела, как разрослась чёрная хворь в его нутре, не встречая более сопротивления.
– Жизнь положишь?
– Положу.
Она подошла почти вплотную. Шаман медленно втянул воздух носом и опустил взгляд на плечи Таскув и ниже. Он почти завершил ритуал, и если кто-то, кроме шамана, взойдёт на Мань-Пупу-Нёр, великаны и правда могут пробудиться. Чужаки не верили в эту легенду, но для их народов она была правдивей жизни.
– Тебе больно… – Таскув подняла руку и коснулась его впалой щеки.
– Неужели ты настолько добра или глупа, что решила помочь? – покрытая засохшей кровью ладонь шамана скользнула по талии.
Исходящая от него сила, разбуженная, растревоженная камланием, дурманила не хуже тех трав, что он бросил в костёр. Потому-то, верно, он так спокоен и будто бы пьян. К тому же не сошло ещё с него то особое состояние, когда шаман видит мир вокруг по-другому.
– Я помогу, – не отпуская его взгляд, шепнула Таскув. – Теперь – да.
Она склонила к нему лицо и, произнеся особый заговор, обхватила его запястье шнурком. Тот скрутился змейкой, точно живой, завязался накрепко. Но Лунег не отпрянул, даже не вздрогнул. И в следующий миг коротким ударом воткнул нож Таскув в бок.