Кукиш с икоркой
Шрифт:
Обычно, чтобы пройти или проехать на территорию этого медучреждения, нужно предъявить пропуск, и мне приходится предварительно созваниваться с профессором Топорковичем. Сегодня шлагбаум над въездной дорожкой был высоко поднят. В верхней точке к нему был привязан один край кумачового полотнища, которое подобием арки соединило вздернутый шлагбаум и крышу будки сторожа. На красной сарже белыми буквами было написано: «Добро пожаловать!»
Ирка вопросительно вздернула брови и посмотрела на меня, явно раздумывая, стоит ли нам следовать начертанному на полотнище
– Может, у Топорковича обнаружилась недостача? – пробормотала Ирка, озвучивая свои сомнения. – Скажем, случился массовый побег пациентов, и теперь в психушке нужно срочно восстановить численность спятившего народонаселения?
– Если что, мы опять сбежим, – решила я. – Не в первый раз!
Это мое замечание успокоило подругу, и она провела нашу «шестерку» во двор психушки. Место для парковки мы нашли с трудом, потому что служебная стоянка была плотно забита автомобилями. Ирка втиснула машину между живой изгородью и сверкающим «Икарусом», на лобовом стекле которого виднелась табличка с надписью «Экскурсия». Я крякнула и огляделась в поисках кого-нибудь из аборигенов. Меня одолевало любопытство: неужто Топоркович вывозит своих подопечных на экскурсии? Вот интересно, куда?
– Может, по святым местам? – предположила Ирка, безошибочно угадав, о чем я думаю.
Я усмехнулась, прогнала прочь несвойственную мне нерешительность и постановила:
– Ждите меня здесь, я найду профессора, договорюсь о консультации и попрошу пару санитаров с носилками для транспортировки Алика.
Против обыкновения, профессор нашелся не в своем кабинете, а прямо на пороге приемного корпуса. Топоркович был окружен небольшой толпой. По отсутствию пижам я поняла, что это не пациенты, а те, кто внял призыву пожаловать.
– Привет! Вы тоже снимаете? – Меня дернула за полу жилетки коллега с конкурирующей телекомпании. – Разве вас еще не разогнали?
На лице коллеги так же ясно, как буквы на транспаранте, читалось злорадство.
– Разогнали, – подтвердила я. – Но, даже будучи разогнанными, мы всегда стремимся оставаться в гуще событий!
Физиономия коллеги слегка потускнела.
– Тележурналист – это призвание, а не строка в ведомости на зарплату! – с пафосом объявила я. И, мило улыбнувшись, бесцеремонно полезла сквозь толпу к Топорковичу.
– Еленочка Ивановна, вы тоже здесь? – профессор обрадовался, но по всему видно было, что ему сейчас не до меня.
Какая-то желтолицая узкоглазая личность через соплеменного и потому косноязычного переводчика настойчиво добивалась от профессора ответов на вопросы узкопрофессионального характера. Другой иностранец прижимал свое око к видоискателю малюсенькой камеры, еще пара иноземцев азартно щелкала фотоаппаратами.
– Профессор, дорогой, я не буду отнимать у вас время, вы просто прикомандируйте ко мне, пожалуйста, кого-нибудь из своих докторов! – скороговоркой попросила я.
– Валентиночка Петровна, вот
– Слушаю вас, – профессионально улыбнулась мне сдобная и уютная Валентина Петровна.
– Мне нужно, чтобы вы посмотрели одного товарища, с которым приключился внезапный обморок с галлюцинациями. Вы позволите, я оторву вас от этой тусовки?
– С превеликим удовольствием! – шепнула в ответ Валентина Петровна. – Между нами говоря, эти японцы мне ужасно надоели! Они жутко настырные и при этом мнят себя величайшими психологами современности! Я у каждого второго диагностирую манию величия!
Меня больше интересовало, какой диагноз смешливая докторша поставит Алику. В обход толпы галдящих, как утки, японских психиатров мы перебазировали пациента в приемный покой, и Валентина Петровна его осмотрела.
– Вы хорошо знаете этого человека? – строго поинтересовалась она, приподняв одно опущенное веко Алика.
– Нет, мы подобрали его на улице! – быстро ответила я – на тот случай, если докторша узнала в Альберте Николаевиче Гетманенко находящегося в розыске беглого психа или вообще серийного маньяка-убийцу.
– Это очень дурная манера – брать все, что плохо лежит! – назидательно изрекла Валентина Петровна.
Как будто мы попросту свистнули где-то этого типа, по принципу «в хозяйстве все сгодится»!
Ирка начала гневно багроветь и попыталась что-то сказать, но тут докторша объявила:
– Похоже, он наркоман!
Моя подруга с лязгом захлопнула рот.
– Что он принимал, вы знаете?
Мы, разумеется, не знали.
Валентина Петровна вздохнула и достала из кармашка белого халата мобильник:
– С вашего разрешения, я позвоню Валерию Антоновичу.
Я с беспокойством прислушивалась к разговору докторши с профессором, но Топоркович вновь доказал, что он товарищ надежный: нам разрешили оставить Алика в психушке. Временно, только для того, чтобы сделать анализы, необходимые для установки более точного диагноза.
– Все наши телефоны у Валерия Антоновича есть, но я и вам дам свою визитку. Позвоните мне, как только что-то прояснится! – Я вручила Валентине Петровне свою карточку и чуть ли не бегом покинула приемный покой.
Ирка сверкала подметками впереди меня. Она первой добежала до машины и устроилась на пассажирском сиденье.
– Порули, пожалуйста, немного, – попросила меня подружка. – Я немного не в себе!
Я внимательно посмотрела на подругу. Если Ирка по собственной инициативе предложила мне роль водителя, значит, она изрядно не в себе! Приставать к подружке, когда она в таком состоянии, бессмысленно и даже опасно, она вполне может бросить в надоеду чем-нибудь тяжелым. Я молча села за руль и благополучно переместила «шестерку» за пределы дурдомовской территории. Ну, почти благополучно: наехала правым колесом на клумбу и раздавила там какие-то желтые лютики. Расстроенная Ирка, к счастью, этого не заметила.