Кукла Баю-Бай
Шрифт:
И однажды утром через несколько дней после Дня благодарения мы вышли из трейлера, чтобы сесть в школьный автобус, и обнаружили аккуратный круг листьев на земле вокруг ствола гинкго. Его ветки стояли совершенно голые. Каким-то образом они всё облетели разом за одну ночь.
Я надеялась, что в этом году нам повезёт и мы заметим, как начнут осыпаться листья с гинкго. Но только не сегодня, не в первый день учебного года, когда о везении не стоило и мечтать.
Я дёрнула за лямку набитого под завязку рюкзака Антонии в виде розового котёнка, который она носила с третьего
– Автобус на подходе, – сказала я. – Не хочу опаздывать.
Антония застонала и потопала к остановке. Я видела, как износились лямки её рюкзака, и подумала, лишь бы они не лопнули. Похоже, сестра вместе с учебниками прихватила добрую половину своих бесценных сокровищ. Надеюсь, по крайней мере, среди них нет кукольной головы. Это слишком даже для такой чудачки, как наша Антония.
Несмотря на мои предупреждения, заколка в виде утёнка со стразами упрямо сверкала у неё на макушке. Лучше бы уж сразу написала на спине: «Дай мне пенделя!» Я искренне хотела её защитить, но мне не удавалось. В шестом классе она будет предоставлена сама себе. И вызывающая заколка не лучшее начало. Я понимаю, что нельзя так говорить, но иногда приходится сожалеть, что мозги у неё набекрень. Хуже того – выдавались такие дни, когда я вообще не хотела иметь сестру.
Наша остановка была второй от начала маршрута. Как всегда, я постаралась занять самое безопасное место – сразу за водителем. Антония плюхнулась справа, но я не рассердилась. Сама того не ведая, она мне помогла: теперь я смогу спокойно отвернуться к окну, не переживая из-за того, кто сядет рядом.
Ледяные тиски у меня в животе немного ослабли. Антония кинула рюкзак под ноги и принялась вертеть головой, разглядывая автобус.
– Он совсем не отличается от моего старого автобуса, – заявила она чуть ли не с обидой.
– Все автобусы одинаковые, – вполголоса ответила я.
– Чего? – пискнула Антония и снова завертела головой. На противоположном сиденье мальчишка с прилизанными белобрысыми волосами поднёс к носу палец и брезгливо сморщился. Я хлопнула Антонию по ноге и шепнула:
– Не ори!
Антония оскорблённо посмотрела на меня, скрестила руки на груди и понурилась:
– Я думала, он больше.
Я постаралась погрузиться в эти минуты, словно они были последними мгновениями покоя в земном мире. Если я когда-нибудь попаду на небеса и окажется, что там ничуть не лучше, чем в этом стареньком автобусе с тощим задавакой и сестрой, цыкающей зубом снова и снова, – мне вполне хватит.
Однако до вечного блаженства было ещё далеко. Я ехала получать среднее образование.
По мере того как автобус миновал стоянку трейлеров, дома становились больше, аккуратно подстриженные лужайки перед ними – зеленее, а число ржавых развалюх вроде нашей машины заметно сокращалось.
Вскоре автобус со скрежетом остановился, двери с шипением разошлись, и в них ворвалась шумная толпа детей. Все они проходили мимо нас с Антонией. Одни не обращали на нас внимания, другие корчили рожи. И ни один не поздоровался. Впрочем, я тоже.
Антония то ли не замечала происходящего, то ли ей было всё равно. Она увлеклась красной
Я затаила дыхание и ждала. «Прошу, прошу, прошу, прошу, уходи!» – звенело у меня в голове. Я не шевельнулась. Как всегда.
Но только не Антония. Она отпихнула Гаса обеими руками.
– Смотри, куда лезешь, урод! – выдала она.
Гас так уставился на неё, будто увидел приземление корабля пришельцев. Наконец он фыркнул и сказал:
– Ну погоди, вонючка! – но руки всё-таки убрал.
Теперь настала моя очередь пялиться на Антонию. Я поверить не могла, как легко у неё это получилось. Почти всю жизнь я переживала, что Антония, как сказала бы мама, «сходит с катушек». Она могла выдать всё, что было у неё на уме, в любой и, как правило, самый неподходящий момент. Как в тот раз на парковке возле овощного магазина, когда Антония увидела здоровенную тётку в джинсах со спущенной талией, запихивавшую в багажник своего «Фольксвагена» двадцатикилограммовый мешок собачьего корма.
– Мам, – спросила она ясным и звонким голоском, разносившимся по всей стоянке, – видишь ту тётю, которая выставила напоказ свою толстую попу? Спорим, туда можно сунуть пару четвертаков, как в автомат с жевательной резинкой?
Я даже представить не могла, что мама может так покраснеть.
Но сейчас было по-другому. То, как Антония отшила Гаса, вызывало восхищение. Может, этот день в итоге станет не таким уж плохим. Может, Антония во время обеда окажется кстати? Если скажет всё то, чего я сказать никогда не решаюсь.
Ледяные пальцы в животе немного ослабили хватку. Кажется, я даже смогла улыбнуться.
Наконец автобус дёрнулся, остановившись на углу Главной и Обводной улиц, двери снова зашипели, отворяясь. Пара звонких каблучков процок-цок-цокала по ступенькам. В воздухе запахло вишней и корицей.
От моей улыбки, если она и была, не осталось и следа.
Мэдисон Андервуд ворвалась в проход между сиденьями, как шаровая молния. Теперь ледяные пальцы вонзали когти не только в живот, но и в горло, обхватывали мозг и тащили его вниз, куда-то в желудок.
Мэдисон – Мэдди для близких подруг – была вся гладкая и ухоженная, как новенький велосипед. Нежно-розовая кожа, прямые белые зубы и ногти с маникюром сверкали, а гладкие чёрные волосы волной рассыпались по плечам. На неё смотрели все, даже я, и она об этом знала. Она с удовольствием принимала обожание.
Но стоило карим с медным отливом глазам остановиться на мне, они тут же стали источать яд. Предназначенный исключительно для меня.
– Проходи, милочка, – поторопил водитель.
Мэдисон выпустила в меня последнюю порцию яда и обратила взор на него.