Кукла госпожи Барк
Шрифт:
– Ну-с, как вам нравится это известие? – спросил генерал, когда я, наконец, оторвался от бумаги.
– Не документ, а разорвавшаяся бомба! – ответил я громко, стараясь, чтобы в микрофоне был явственней слышен мой голос.
– Да… история с географией… – как бы в раздумье произнес генерал. – Я вас попрошу, Александр Петрович, заучить наизусть эти строки и, не показывая никому, положить в сейф. Помните, что никто ничего не знает об этой бумаге.
– Слушаю-с. Я понимаю ее важность, товарищ генерал.
– Что Сеоев? Отправили или он еще здесь?
– В девять ноль-ноль через комендатуру отправляю его в Пехлеви.
– Пока
Мы едва успели покончить со вторым блюдом, как к нашему столу подошел дежурный офицер и, пригнувшись к уху генерала, что-то тихо шепнул ему:
– Ка-ак? – удивленно спросил генерал, отставляя в сторону вазочку с киселем.
– Так точно! – ответил дежурный, передавая ему визитную карточку.
Генерал прочел, пожал плечами и, как бы в раздумье протянул ее мне.
«Всемирно известный иллюзионист, маг и факир Го Жу-цин», – было выведено золотым тиснением на глянцевитом белоснежном картоне. Ниже мелким, очень изящным почерком написано по-английски: «Уважаемый сэр и генерал! Покорнейше прошу принять меня на несколько минут для разговора по поводу прискорбного инцидента, происшедшего на днях.
Готовый к услугам
Го Жу-цин».
Я озадаченно взглянул на генерала, глаза которого не менее удивленно смотрели на меня.
– Битый чародей, оказывается, здесь и не думает скрываться в Исфагани…
– Да-а… поразительно, но факт. Ваша правда, Александр Петрович, – все так же недоумевающе согласился генерал. – Но черт его побери! По всем законам и правилам логики этот негодяй должен был исчезнуть из Тегерана… Где он? – поднимаясь, спросил генерал.
– В приемной.
– В каком он виде?
– Прекрасно одет, очень предупредителен, лицо забинтовано, левая рука на перевязи, – доложил офицер.
– Я думаю! – сказал генерал. – Ну, так пойдемте, полковник, знакомиться с крестником нашего сержанта.
Мы задними комнатами прошли в кабинет. Я сел за свой стол, а генерал в кресло у окна.
– Пригласите посетителя, – сказал он вошедшему дежурному.
Офицер открыл дверь и впустил из приемной человека.
– Извините, что явился без приглашения и оторвал вас от дела, – поклонившись нам, вежливо сказал вошедший, – но обстоятельства таковы, что я обязан был, несмотря на увечья, полученные от вашего пьяного солдата, сегодня же явиться сюда.
Я взглянул на генерала. Лицо его было непроницаемо. Он молча показал посетителю на стул.
Перед нами в почтительной позе стоял небольшого роста китаец с гоминдановским значком на груди, один глаз у него, очевидно, был подбит и тщательно забинтован. Он изящно поклонился и сел возле нас.
– Вы – господин Го Жу-цин? – спросил генерал.
– К вашим услугам! – садясь на стул, ответил гость.
– Черт побери этого сержанта, теперь я вижу, что он действительно был пьян, – обращаясь ко мне, сказал
– К сожалению, нет, ваше превосходительство, только по-английски.
– Очень жаль! Я довольно прилично понимаю англичан, но говорю на их языке с трудом. Попрошу вас вести беседу с господином полковником, я же буду только задавать вопросы, – подбирая слова и слегка запинаясь, сказал генерал.
Даже я, хорошо знавший генерала, чуть было не поверил в его слабое знакомство с английским языком, так мастерски, неуверенно и затрудняясь, составил он свою фразу.
– Пожалуйста, пожалуйста! – прижимая руки к груди, согласился гость и, уже глядя на меня, начал свой рассказ.
– Позавчера утром, когда я готовился к приему записавшихся клиентов, в квартиру неожиданно зашел русский солдат, доложивший ведущему запись слуге, что ему нужно срочно поговорить со мной. Заметив, что солдат нетрезв и от него сильно пахнет вином, слуга попытался назначить посещение на следующий день… но пьяный стал шуметь, требовать немедленного сеанса. Мой слуга хотел урезонить его, но ваш солдат отшвырнул его к стене и ворвался в кабинет, где находился я. В эту минуту я готовил инструменты к сеансу, назначенному заранее двум знатным дамам. Когда я отказал солдату в приеме, он разъярился, изломал аппаратуру и, как видите, – посетитель грустно улыбнулся, показывая на забинтованную щеку, – избил и меня. Если бы не полиция, его буйство могло быть еще ужаснее.
– Спросите его, Александр Петрович, где происходило все это? – спросил генерал.
– На улице Шапура, сорок один, в квартире, которую я занимаю уже третий год, – печально сказал китаец. – А вот и копия полицейского протокола о дебоше, произведенном вашим солдатом у меня в квартире в доме сорок один по улице Шапура, – вынимая из кармана вчетверо сложенный лист, смиренно закончил Го Жу-цин.
Тут же находилась и копия объяснения полицейского Алекпера, служащего ажаном в участке № 7.
Полицейский показал, что два дня назад у него была свадьба, на которую он пригласил сержанта Сеоева, как своего старого кунака. Никого из посторонних не было, только родственники да его начальник, раис-назмие Камал-Хан Гейдари. Го Жу-цина, о котором рассказывает сержант, не было, да и не могло быть, так как ажан Алекпер с ним незнаком. Сержант Сеоев пил много вина и араки, быстро напился и пытался в пьяном виде изображать Го Жу-цина и его фокусы, говоря, что знает эти штуки не хуже самого китайца. Часа в три или в четыре ночи он вдруг решил идти на квартиру к фокуснику, и когда его хотели отговорить и уложить спать, он, человек огромной физической силы, раскидал всех и убежал из дома Алекпера. Что было дальше, он не знает. Правдивость показаний может подтвердить присутствовавший там раис-назмие.
Ниже шла приписка: «Показания ажана Алекпера подтверждаю».
– Та-ак-с! – просматривая документ, сказал генерал. – Все верно. А спросите его, Александр Петрович, как же он говорил с Сеоевым, если он знает только один английский язык.
– Нет, я отлично говорю и по-персидски, – деликатно улыбнулся китаец, когда я перевел ему вопрос генерала, – говоря же его превосходительству «только английский», я подразумевал европейские языки.
– Так-с! – снова удрученно повторил генерал. – Узнайте у него, Александр Петрович, чего же он хочет от нас?