Кукла и ее хозяин
Шрифт:
Сразу после я позвонил Агате, но там разговор быстро перешел в одни междометия. Подруга пищала от радости, местами переходя на ультразвук. Похоже, малышка и правда опасалась, что мы оставим ее в родной глуши. Наедине с любимой бабушкой. Все закончилось суровым окликом от последней, и внучка стремительно сорвалась собирать чемодан, который, в отличие от Ули, предусмотрительно не подготовила. Мелочь, а намекает, кто будет полезным сам, а кого придется наставлять.
Стоило отложить смартфон, как в кабинет без стука ворвался Глеб, сияя словно обмотанная гирляндой елка. Казалось, слегка надави на него — и он начнет пищать от радости, точь-в-точь как ведьмочка.
—
— В каком смысле? — спросил я, пытаясь разглядеть, что он там прячет. — В хорошем или плохом?
— В охренительном! — пообещал друг, пряча это еще дальше. — Ну что, с какой начать?
— Давай со второй. Хочу сразу охренеть.
— Не, — тут же мотнул он головой, — тогда первая будет не очень. В общем, я начинаю с первой!
Стоило ли вообще спрашивать?
— Мы идем в театр! — торжественно возвестил Глеб.
— В смысле — в кабаре? — уточнил я.
— Не, в реальный театр! — аж захлебываясь от восторга, выдал он. — Ну там где сцена, занавес и все такое.
— То есть кабаре переехало в театр?
Должны же быть какие-то веские причины. Театр был местом, куда Глеба не загонишь в принципе. Уступала ему разве что филармония.
— Не, серьезно, мы идем в театр, — повторил друг. — На балет!
Я даже невольно хмыкнул.
— Ты хоть в курсе, что такое балет?
— А то! — следом ухмыльнулся и Глеб. — Помнишь, дед нас водил на «Спящую красавицу»?
Я-то помню. Удивительно, что помнишь ты — потому что, пока на сцене выписывали фуэте, наша спящая красавица громко сопела во втором ряду партера. Дед попросил тебя разбудить, я с удовольствием отвесил тебе подзатыльник. Зевая, ты попытался отвесить в ответ, люди вокруг возмущенно зашикали, и все вернулись к своим занятиям — и до конца представления твой сон больше никто не тревожил. Однако точно так же можно выспаться и дома. Сейчас-то ты чего там забыл?
— Ты же не фанат балета, — заметил я.
— А мы идем смотреть не балет, — довольно, чуть ли не подпрыгивая на месте, отозвался мой полудурок. — Мы идем смотреть на самую красивую женщину столицы! Так тут пишут, — и бросил передо мной цветастый журнал, который усердно прятал за спиной. — Обалденно, да?
Ну это многое объясняло. Усмехнувшись, я подтянул к себе журнал, издатели которого в женской красоте отлично разбирались — ведь именно на ней этот глянец и зарабатывал, заталкивая на страницы так много полуголых девичьих тел, что удивительно, как листы еще не слипались от всей этой сладости. На обложке, обещавшей, что внутри будет еще жарче, застыла в сложном прыжке, словно взмывая ввысь, стройная девушка — в одних пуантах. Вокруг гибкого абсолютного обнаженного тела изящно вилась широкая красная лента, закрывая его лишь в самых пикантных местах. «Ника Люберецкая — прима Императорского балета» — поясняла надпись, сделанная аккурат между раскинутых в прыжке ног. А не слишком ли откровенно для примы Императорского балета? Видимо, новый способ заманивать людей в мир искусства.
Чуть ниже были указаны номера страниц, где разместилось интервью с ней. Правда, текста там оказалось немного — журнал был для тех, кто предпочитает буквам картинки. Так что интервью представляло собой коротенькие глубокомысленные вопросы (по типу: трахают ли тебя в балетных позах), на которые прима не менее коротко отшучивалась, и огромные фотографии, ни для одной из которых ее не потрудились одеть. Я пролистал несколько страниц —
— А порнушку с ней никто в сеть не сливал? — задумался рядом Глеб и, не теряя времени, полез в смартфон.
Но, увы, тут ему не перепало.
— Ты же понимаешь, — я откинул журнал, — что в театре она будет танцевать не в таком виде?
— Ты сначала почитай, — отозвался друг, протягивая в качестве аргумента свой смартфон.
На экране обнаружилось сразу с десяток вкладок с госпожой Люберецкий — то ли как у увлеченного фаната, то ли как у обычного сталкера. Внутри статьи о ней, желтенькие новости, интервью разной свежести и опять же фотографии. Оказывается, именитая балерина умудрилась за последние полгода раздеться для всех модных мужских журналов, став прямо-таки кумиром местных инцелов. Звезда Имперского балета, икона стиля и секс-символ столицы — вот как ее окрестили за такую щедрость восхищенные поклонники. Кое-где даже называли самой красивой женщиной Петербурга. А что сразу не целой империи? Для этого, наверное, надо раздеваться целиком.
— Тут пишут, — Глеб ткнул в очередную вкладку на экране, — что полстолицы готовы из штанов выпрыгнуть, лишь бы до нее добраться. По слухам, некоторым даже перепало. Кто знает, может, и мне перепадет…
И правда — все снимки и все статьи словно усиленно пытались убедить, что она шикарная и как бы доступная. Этакая дама полусвета, готовая дать шанс любому достойному спонсору. Вот кто-то и повелся.
— С каких пор тебе нравятся недостижимые цели? — я вернул ему смартфон.
— Это столица, здесь все возможно, — бодро возразил друг. — К тому же секс-символ я еще не трахал. Вот было бы символично, да?
Мой взгляд снова упал на обложку. Не сказать, что статус совсем уж не заслуженный. Тут было, на что посмотреть: хрупкая грациозная фигурка, собранные в тугой пучок светлые локоны, правильные до идеальности черты лица, сочные коралловые губы и огромные голубые глаза, будто с вызовом смотрящие в ответ на зрителя.
— А ты уверен, что это твой типаж?
— Намекаешь — твой? — прищурился Глеб. — Да брось, какой типаж! Посмотри, какие большие глаза…
Ой, только не говори, что в девушках тебя вдруг стали интересовать глаза. Большими, по-твоему мнению, должны быть не глаза. Мне-то не заливай.
— Так что мы сегодня идем на балет, — он аж потер руки в предвкушении. — Самый легкий способ до нее добраться!
— И как же планируешь добираться? — полюбопытствовал я. — На сцену полезешь?
— На месте разберемся, — ухмыльнулся он. — Ну, как тебе план на вечер?
Балет, значит? А почему бы и нет. В отличие от тебя, я-то любил искусство. Взгляд опять прошелся по фигурке на обложке. Тем более здесь в столице оно такое изысканное.
Спектакль должен был состояться через пару часов в одном из Императорских театров. Мы немного подискутировали по поводу мест. Глеб прямо-таки рвался в партер, причем в максимально первые ряды, чтобы рассматривать женские ножки как можно ближе. Я же предпочел бы ложу с отдельным входом, чтобы наблюдать за происходящим сверху, а не снизу. К тому же если ты опять уснешь и начнешь сопеть, будет не так комично, а если одумаешься и захочешь уйти, это можно сделать в любой момент. Однако реальность обломала оба плана: мест в продаже не было. Вообще никаких — даже самых захудалых боковых кресел.