Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»
Шрифт:
Правда, термометр показывал всего тридцать градусов по Цельсию.
Известно, что люди живут и даже работают при гораздо более низких температурах. Однако менее известен факт, который люди едва ли сознают в полной мере, — факт, что при минусовых температурах усиление скорости ветра на один узел эквивалентно понижению температуры на один градус. Не однажды, а несколько раз в ту ночь анемометр, под конец вышедший из строя, регистрировал скорость ветра в сто двадцать пять узлов. Под таким напором штаги рвались как нитки, а дымовые трубы чуть не унесло
Каждые пять минут люди уходили с мостика в командирскую рубку: дольше выдержать было невозможно. Правда, вахту на ходовом мостике несли лишь для порядка, о том, чтобы смотреть вперед, не было и речи. Колючим инеем залепило бы веки, частицами льда выбило бы глаза. Диски Кента по–прежнему вращались с огромной скоростью, но проку от них не было никакого: песчинками, которыми была посыпана палуба, стекла расцарапало до такой степени, что они стали матовыми.
Ночь была не слишком темной. Можно было наблюдать небо в направлении траверза и кормы. Иногда в просветах возникало усыпанное звездами синее небо, но мгновение спустя просветы эти закрывали мчащиеся стремглав рваные тучи. По бортам и по корме море казалось черным бархатом, отделанным белыми кружевами. Не было ни вчерашних стройных валов, двигавшихся чередой, ни нарядных белоснежных гребней. Повсюду, куда ни глянь, могучие водяные горы.
Сталкиваясь между собой, они расходились в разные стороны, но затем устремлялись на юг. Некоторые из этих движущихся хребтов (не верилось, что это волны), величиной с коттедж, казались лилипутами по сравнению с иными великанами, высотой в двадцать — двадцать пять метров, вздымавшимися в поднебесье, заслоняя собой горизонт… Как заметил Капковый мальчик, самое лучшее — это сделать вид, что не замечаешь этих исполинов. В большинстве своем волны проходили мимо, не причиняя кораблю вреда, но иногда обрушивали свои гребни на мостик, окатывая с головы до ног вахтенного офицера. Беднягу тотчас сменяли, иначе минуту спустя он превратился бы в глыбу льда.
Как это ни невероятно, «Улисс» остался цел и невредим. Но поскольку моряки не видели, что происходит прямо по курсу, у каждого в душе жила тревога. Что–то случится минуту спустя? Пронесется ли следующий вал мимо или же низринет их в пучину? Мысль эта ни на секунду не покидала моряков, ожидание стало еще тревожней. Оттого, что никто не видел, как «Улисс» карабкается по склону гигантской волны, а затем устремляется вниз, напряжение росло. Лишь по силе вибрации корпуса да по головокружительной скорости такого спуска можно было судить о размерах водяной горы. Шум волн тонул в адской какофонии ветра, дико завывавшего в мачтах и штагах.
Около двух часов ночи, сразу после того, как прозвучали разрывы глубинных бомб, несколько старших офицеров «Улисса» устроили своего рода бунт. Разбуженный грохотом, измученный, дрожащий от стужи командир корабля, всего час назад по настоянию старпома отправившийся в каюту,
— Это еще что такое? — спросил он властно.
— Бунт, — жизнерадостно прогудел Тэрнер. Лицо его, израненное осколками льда, было запачкано кровью. — Бунт в открытом море — так это, очевидно, называется. Правильно, адмирал?
— Совершенно верно, — кивнул Тиндалл. Вздрогнув, Вэллери оглянулся.
Адмирал вытянулся на койке, сложив руки, точно покойник.
— Я не вправе указывать командиру на его корабле. Но я сделаю вид, что ничего не заметил, — проговорил адмирал и в изнеможении откинулся назад.
Никому даже в голову не пришло, что адмирал и не думал притворяться.
Вэллери промолчал. С серым, осунувшимся лицом и воспаленными глазами он стоял, стискивая поручни. Когда старший офицер взглянул на командира, его точно ножом кольнуло. Он заговорил необыкновенно тихо и серьезно. Это не было похоже на Тэрнера, и Вэллери весь превратился в слух.
— Сэр, в такую ночь военному тут делать нечего. Опаснее нынешней бури противника не существует. Вы согласны?
Вэллери молча кивнул.
— Тут нужен опытный моряк. При всем к вам уважении позвольте мне заявить, что никто из нас в этом смысле не чета Кэррингтону. Это моряк высшей пробы.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы не позабыли и себя, — пробормотал Вэллери. — Только напрасно вы скромничаете, старпом.
— Всю ночь на мостике будет находиться первый офицер. Кроме него, Уэстклифф. И я.
— Я тоже, — проворчал Тиндалл. — Но сейчас я сосну. — Вид у адмирала был почти такой же измученный, как и у Вэллери.
— Благодарю вас, сэр, — улыбнулся Тэрнер. — Боюсь, командир, на мостике нынче будет тесновато… Так что увидимся после завтрака.
— Но постойте…
— Никаких «но», — буркнул Уэстклифф.
— Прошу вас, — настаивал Тэрнер. — Вы нас премного обяжете.
Вэллери посмотрел на него.
— Я, как командир корабля… — Он не закончил фразы. — Не знаю, что и сказать.
— Зато я знаю, — тотчас нашелся Тэрнер, взяв Вэллери под руку. — Пойдемте со мной.
— Не уверены, что я дойду без посторонней помощи? — чуть улыбнулся Вэллери.
— Нет, почему же. Но лучше не рисковать. Прошу вас, сэр.
— Ну хорошо, хорошо, — устало вздохнул старый моряк. — На что только не согласишься ради спокойной жизни… и возможности выспаться!
Лейтенант Николлс с трудом сбросил с себя путы тяжелого сна. Медленно, нехотя разлепил веки. «Улисс» по–прежнему отчаянно качало; палуба уходила из–под ног с такой стремительностью, что дух захватывало. Николлс увидел наклонившегося над ним Капкового мальчика. Лоб штурмана обмотан бинтом, остальная часть лица в пятнах крови. Вид у Карпентера был до отвращения жизнерадостный.