Кукла по имени «Жизнь»

Дик Филип Киндред

— Да мне это нужно! — Мори прокричал эти слова, окончательно утратив всякую надежду, пошел и нанял инженера-электронщика, уволенного из Федерального космического агентства. Мори, видимо, расчитывал что тот наскоро соорудит для нас новую версию органолы.

Конечно, Боб Банди, может, и гений по части электроники, но опыта по конструированию органол у него не было никакого. На прежнем месте он разрабатывал по заказу правительства контуры для симулакров. Симулакры — синтетические человекоподобные существа, я всю жизнь считал их роботами: время от времени их запускают в космос с мыса Доброй Надежды, используют для освоения Луны.

Причины, по которым Банди

выперли из Космического агентства — тайна, покрытая мраком. Правда, он любит пропустить рюмашку, но это не отражается на его работе. Еще он шляется по бабам — так кто из нас без греха? Вероятнее всего, его выкинули за неблагонадежность: нет, он не фашист и не коммуняка. Банди никогда в жизни даже и не догадывался о существовании каких-то там политических идей. Неблагонадежность его заключалась в психических отклонениях: с первого взгляда было понятно, что перед вами — явный шизоид. Он мог, к примеру, исчезнуть вдруг без всякого предупреждения, чтобы маленько побродяжить. Одет он всегда в какое-то грязное тряпье, немыт, нечесан, небрит — в общем, не на что глаз положить. По его физиономии вечно блуждала глупая, бессмысленная ухмьыка. Одним словом, таких, как он, спецы из Бюро психического контроля называют «больными в стадии распада личности». Говорит он невнятно, на вопросы отвечает не сразу или вообще игнорирует их. Но зато Боб на все руки мастер и в работе равных себе не имеет. Вот почему закон Макхестона не коснулся его.

Как бы то ни было, Банди работал на нас уже в течение многих месяцев, однако особых результатов что-то не замечалось. Правда, в основном с ним занимался Мори, пока я колесил по стране.

— Ты цепляешься за бандуры с клавиатурой, — поддел меня Мори, — только потому, что их мастерят твои папаша и брат. Именно поэтому ты не хочешь взглянуть правде в лицо.

— Ты используешь аргументы ad hominum. [2]

Да брось ты свои талмудизмы, — парировал Мори. Видно было, что ребята и правда здорово врезали: пока я мотался по дорогам, крутил баранку тяжеленного трейлера, они тут лакали выдержанный бурбон.

2

Переходишь ни личности, пользуешься запрещенными приемами (лат.).

— Ты что же, в кусты отползаешь? Тебя не устраивает наше партнерство? — спросил я. В тот момент оно меня тоже не устраивало, из-за пьяного наезда Мори на мою семью и нашу фабрику.

— Подожди, не кипятись. Я хочу, чтобы до тебя дошло: новости из Валлехо означают одно — наше главное изделие с треском накрылось, — ответил Мори. — Даже несмотря на свои шестьсот тысяч возможных тональностей, пусть их никогда и не слышало человеческое ухо. Ваше семейство просто помешано на убойных шумовых эффектах, которые издает твоя электронная куча дерьма! И у тебя еще хватает наглости называть это музыкальным инструментом! Вы, Роузены, начисто лишены слуха! Даже если ты мне подаришь ваш электронный орган стоимостью в шестнадцать тонн баксов, я и то не поставлю его у себя дома. Лучше уж парочку отбойных молотков туда приволоку!

— Ладно, — взорвался я, — ты, долбаный меломан! У моего органа, кстати, тональностей не шестьсот, а семьсот тысяч!

— Твои усиленные контуры все равно ничего кроме безумного воя не издают. Как бы ты его ни улучшал, там не мелодия, а зоопарк сплошной какой-то!

— Кое-кто все же умудряется сочинять на нем музыку, — возразил я.

— Сочинять?!

Это все равно что варить на этой фигне микстуру от плоскостопия! Говорю тебе, Льюис, лучше спали к чертям собачьим ту часть вашей фабрики, где делают эти штуки, или, черт тебя дери, измени ее профиль. Пусть выпускает что-нибудь новенькое, полезное, на что человечество могло бы положиться на протяжении своего мучительного восхождения к вершинам будущего. Ты понял? — Он нетвердо качнулся, тыча в меня длинным пальцем. — Мы уже на небе. Вовсю шпарим к звездам. Нет больше пределов для человека, слышишь?

— Слышу, — отозвался я. — Только позволь тебе напомнить: предполагалось, что именно ты и Боб Банди родите что-нибудь новенькое. Вроде бы девять месяцев прошло, а младенца я что-то не вижу!

— Отчего же, мы тут кое-что сделали, — возразил Мори. — И когда ты ЭТО увидишь, то согласишься, что ОНО смотрит в будущее!

— Ну так давай показывай, что там у тебя за ЭТО!

— Идет. Мы съездим на фабрику — твой папа и брат Честер наверняка там. Иначе будет нечестно: ведь именно им придется ЭТО выпускать.

Боб Банди стоял рядом со стаканом в руке и скалил зубы в своей подлой манере. Наши постоянные склоки наверняка действовали ему на нервы.

Я обратился почему-то к нему:

— Мужики, у меня такое ощущение, что вы собираетесь нас разорить.

— Мы разоримся в любом случае, — проворчал Мори, — если будем возиться с твоей органолой или еще какой-нибудь хреновиной, которую наслесарит твой братец Честер.

Мне нечего было возразить, и с мрачным видом я плеснул себе выпивки.

Глава 2

«Ягуар» — старинное громоздкое авто, коллекционный экземпляр: противотуманные фары, решетка как у «роллс-ройса», кожаные сиденья цвета орехового дерева, масса внутренних светильников. Эта игрушка досталась Мори в отличном состоянии, хотя была выпущена Бог знает когда. Мори обхаживал ее, как ребенка, но тем не менее мы не смогли выжать из этого драндулета больше чем 90 миль в час. И зачем тогда выезжать на скоростную магистраль, соединяющую Онтарио с Буаз? Такой занудный темп передвижения выводил меня из себя.

— Послушай-ка, Мори, — потребовал я, — хотелось бы все-таки услышать объяснения по поводу того, что вы задумали.

Расположившись за рулем, Мори затянулся сигарой «Корина Ларкс», откинулся на спинку сиденья и спросил:

— Как ты думаешь, что занимает умы Америки в наши дни?

— Секс, — предположил я.

— Мимо.

— Ну, тогда преимущество перед Россией на внутренних планетах Солнечной системы.

— Нет.

— Ладно, говори.

— Гражданская война.

— Боже милосердный! — только и смог выдавить я.

— Это правда, приятель. Нация одержима войной между Северными и Южными штатами. И я скажу тебе почему: это была первая и единственная национальная эпопея, в которой мы, американцы, участвовали. — Он выдохнул дым прямо мне в лицо. — Война привела нас, американцев, к зрелости.

— Это мне не по душе, — буркнул я.

— Могу остановиться на любом людном перекрестке любого города Штатов, схватить за шиворот с десяток горожан, и шестеро из них на вопрос о том, что занимает их мысли, ответят: «Гражданская война!» Как только я в это врубился, а случилось это месяцев шесть назад, сделал выводы и приступил к работе над практической стороной вопроса. Для «Ассоциации САСА» это имеет колоссальное значение, если, конечно, мы собираемся держать руку на пульсе. Известно ли тебе, когда отмечали сотую годовщину Гражданской войны? Ты помнишь?