Кукла (сборник)
Шрифт:
– Ага, – просто согласилась пастушонка.
– И папкина?
– А папки нету.
– Ах, так… – смутился я.
Молодой конь нетерпеливо переступал передними ногами, повитыми бугристыми жгутами мышц, отмахивая мух, гулко бил по животу задним копытом, с волосяным посвистом сек себя хвостом, нервно подергивал холкой, и темная шелковистая шкура на нем антрацитно лоснилась, играла на солнце живыми слепящими бликами. От коня крепко, хорошо и почти забыто пахло здоровой силой (как давно не был я вот так рядом с лошадью, какой неожиданный пласт
– Значит, пастушничаешь?
– Ага.
– По очереди?
– А я и вчера пасла, и позавчера… Кажин день.
– Что так?
– Люди за себя просят. Кто заболел, кому просто день нужен. Вечером постучатся: Дёжка, попаси за меня завтра. Да и мамка говорит: уважь, доча. Чего зря дома сидеть? А у меня каникулы. Ну, я и согласна. Не за так, конечно.
– За что же?
– А-а, не знаю… Мамка сама договаривается. Говорит, теплые сапожки к зиме в школу надо и платок. А я лучше б проигрыватель…
– А не боязно тебе здесь?
– Не-к!
– Ну, одна все-таки…
– Я не одна, я – с конем…
– Да, хороший у тебя конек. – Я протянул было ладошку, чтобы потрепать по гривастой шее, но конь так недобро, неприязненно покосился закровенелым глазом, что я невольно убрал руку. – Как зовут-то?
– Никак… Просто конь, и всё.
– Ну, как это – просто конь? У каждой лошади должно быть имя. Ведь оно в колхозной инвентарной книге значится.
– А он в колхозе не живет.
– То есть как это – не живет? А где же?
– А нигде…
– Как же так – нигде?
– Так вот… Где ночь застанет, там и ночует. Это мамка его заловила и на двор к нам привела. Хлебца, хлебца ему – он и зашел. Потому как мне пасти надо. Без коня пасти уморно. Не сдюжаешь. Поначалу мамка на него мешок с картошкой клала, чтоб привык. Сперва маленько насыпала, а потом побольше, потяжелей. А там и я залазить научилась. А больше никого не подпускает. Я мамке говорю, давай насовсем себе оставим. Нет, не хочет, говорит, не выдумывай. Вот до школы попасешь, а там и отпустим.
– И как же зимой, где он будет?
– А нигде… В поле..
– Один?
Дёжка неопределенно передернула плечами и посмотрела поверх меня, куда-то далеко.
– Ну, а пасти коров не скучно ли?
– Не-к… Мне нравится. Кругом – воля. Далеко видать. Самолеты летают, ленты по небу делают. Облака разные: только что было такое, а отвернулся – оно уже по-другому. А вчера цапли летали. Четыре штуки высоко-высоко. И всё – кругами… А еще хорошо песни петь. Въедешь на горку, глядишь, глядишь вокруг – красота! Так бы и полетела… Ну, полететь не полетишь, а покричать охота.
– И какие же?
– А всякие.
– Ну, а все-таки?
– «По Дону гуляет…» – слыхали такую?
– «Казак молодой»?
– Вот-вот! – обрадованно закивала Дёжка. – Эту. А еще – «Выхожу один я на дорогу» – знаете?
– А как же!
– «Белеет парус одинокий»?
– Тоже знаю.
– «Пуховый платок»? – теперь уже Дёжка экзаменовала меня.
– Знаю.
– А про калину?
– «Что стоишь, качаясь…»?
– Не-е! – торжествующе засмеялась она. – То про рябину. А про калину так… – И она, придав лицу строгую отрешенность, напомнила голосом:
Калина красная, калина вызрела,Я у залеточки характер вызнала.Характер вызнала, характер он такой:Я не уважила, а он пошел с другой…– Да, это совсем другая, – рассмеялся я. – И откуда ты все это берешь?
– От бабушки. «Позарастали стежки-дорожки», «Зачем тебя я, милый мой, узнала» – это я от бабушки. Она у нас не ходила, все лежала. И голосу почти не стало. Едва слышно. А все равно пела мне. Возьмет за руку и тихо так напевает… Полежит-полежит, отдохнет и еще споет. Это, говорит, чтоб ты меня помнила… А я, верно, я все ее песни помню, ни одной не забыла…
– Теперь уже не забудешь никогда.
Дёжка внимательно посмотрела на меня, осмысливая мои слова.
– Вот… А «Калину красную» – это я уже без бабушки, по телевизору. А еще Аллу Пугачеву знаю.
– «Все могут короли»?
– Ага! – кивнула Дёжка.
– Нет, бабушкины песни лучше.
– А то еще про маэстро, – и пояснила скороговоркой: «Я в восьмом ряду, в восьмом ряду…»
– Покажи-ка нам все-таки, – перебил я Дёжку, – как на большую дорогу выбраться. Не пойму, куда мы заехали.
– А тут недалеко. Сейчас покажу, – готовно согласилась она. – Вы только за мной поезжайте.
Я крикнул своим, чтобы сошли к машине. Насунув покрепче буденовку, взмахивая оттопыренными локтями в лад гулкому на сухой убитой дороге копытному скоку, Дёжка пустила конька впереди нас.
На маковке холма конь нетерпеливо затанцевал и зафыркал от выхлопов рядом работающего мотора, а она, натягивая поводья и обводя взглядом открывшиеся окрестности, принялась пояснять:
– Во-он, видите, от леса лог пошел?
– Так, так…
– Там наша речка Виногробль начинается.
– Ага, ага…
– Ее нигде не переедете до самой плотины.
– Так, а как же на плотину попасть?
– А вы вон по той кукурузе ступайте. Все прямо и прямо. Там дорога ведет на плотину.
– Ну, спасибо тебе, Дёжка! – помахал я рукой в открытое автомобильное оконце. – Хорошее у тебя имя! Ты и впрямь мамина надежда.
Дёжка, раскачиваясь на вертлявом, никак не желающем стоять коньке, смущенно и счастливо заулыбалась.