Кукла (сборник)
Шрифт:
– Чего-о? Какую такую дыру?
– Перископ вставить… – пояснил Кольша.
– Это еще что такое? На звезды смотреть? Так у нас крыша – и без того звезды видать.
– Ты, Катя, ошибаешься: то телескоп, а у нас с тобой – перископ. Это совсем даже разные приборы.
– А мне все едино: на дворе октябрь, люди топить начали, а ты – крышу дырявить.
– Дак я же опять заделаю!
Кольша усмехнулся непониманию жены и с этой усмешкой посмотрел туда-сюда, будто ища по углам избы вящей справедливости. И он снова попытался объяснить Катерине особенности своей конструкции:
– Вон на подводной
– Чего выдумываешь…
– Дак и я сомневаюсь… Поди, лучшее место – в горнице, над круглым столом…
– Там иконы Божьи… Я ить думала, ты в сарайке. А ты, гляди-кась, в дом метишь.
– Так ведь в доме-то лучше! – досадовал Кольша. – Ну что хорошего в сарае? Темно, зябко, куры всполошатся, пыль подымут. А перископу пыль вредная. Там же оптика! Экая без понятия! Выгоды своей не видишь! Я ведь как лучше…
– И понимать неча.
– Ну как же, сидим с тобой за столом – тепло, светло, самоварчик пошумливает, чаек пьем. И перископ – вот он, аккурат над самым столом. Хочешь – вправо поверни, хочешь – влево. Вся округа видна: кто куда поехал, кто куда пошел… Кто с грибами, кто – с дровами… Егозка-то наша синяя, осенняя, вся в палом листе. А в небе – облака бегучей чередой, луг то застят, то опять позолотят… Совсем как в песне:
Отговорила роща золота-а-яБерезовым веселым языком.И журавли…Эх, девка! А ты не пущаешь!
Кольша отвернул занавеску, припал лбом к стеклу и уставился в луга, в свою точку схода, в то место, где небо встречается с землей и где, по его понятию, должна обитать истина.
Тяжба Кольши с Катериной за выход в небо разрешилась негаданно. Дня три спустя в избу серым бочонком вкатился весь налитой, округлый, пахнущий укропом участковый Сенька Хибот. Для начала он произнес с нажимом слово «так», каковым начинают разговор обаполские да и всея Руси участковые милиционеры.
– Так… – Сенька обозрел кухню, ее углы, рогачи и чапыги, потянул носом на известный предмет и только после этого произнес без всякой заинтересованности: – ну, показывай, что ты тут… Дошло до нас кое-что…
Кольша все понял, молча напялил баскеточку, телогрейку внапашку и повел участкового во двор, где на двух стопках кирпичей, окрашенный в голубое, под цвет неба, сох уже подчистую смонтированный перископ.
– Так-так-так… – жестко произнес Сенька, будто передернул автоматный затвор. – Куда глядеть?
Кольша носком кеда указал на нижнюю камеру, в глубине которой по отраженным бликам угадывалось зеркало.
Сенька перевернул картуз кокардой на затылок, предубежденно опустился на четвереньки и заглянул в квадратный проем нижнего отдела. От напряженного смотрения Сенькины уши цветом уравнялись с околышем. Оставаясь на четверях,
– Слушай, ни хрена не видно… Может, чем закрыто?
– Нет, все нормально, – пояснил Кольша. – Просто он верхней камерой в лопухи глядит. А если поставить вертикально, то все будет как надо…
– И где же ты намерен его поставить? – Сенька поднялся на ноги и отер о штаны растопыренные пальцы: где-то все же цапнул краску.
– А вот… – кивнул Кольша на конек избы.
– Так-так… – опять «передернул затвор» участковый. – А ты знаешь, что перископ – дело секретное? Чтобы глазеть в него, нужно разрешение.
– Чего же тут секретного? – удивленно свел плечи Кольша. – Ить он ничего не увеличивает. А просто так… Показывает как есть.
– Показывает-то он показывает… Да смотря чего… Смотря куда направлять… Это, брат, такое дело, подсудное…
– Куда хочешь, туда и направляй, – оживился Кольша. – Там для этого специальные правила есть, две ручки. Хочешь, давай приподнимем? Я потом перекрашу.
– Да нет, с этим все ясно… Все ясненько… – Сенька Хибот спихнул фуражку на сочно разомлевший нос, похожий на шпикачку, и произнес как-то резиново, с расстановкой: – Ну что, брат, будем делать? Сам разберешь? Или мне отволочь эту штуку в опорный пункт? Если сам – то писать ничего не будем, никакого протокола. Вроде ничего и не было… А то ж мне тогда машину вызывать… Бензин тратить… А с бензином – сам знаешь, уборочная… Ну как, разберем?
– Ну… Не знаю… Зачем же разбирать? – не согласился Кольша. – Ведь оно еще не просохло.
– Ага. – Сенька, засунув руки в штаны, озабоченно восстал над трубой. – Стало быть, не хочешь пачкать руки? Тогда сделаем так… Чтоб рук не марать…
И он неожиданно подпрыгнул и с возгласом «опля!» обеими подошвами ботинок и всем своим округлым бочковым весом обрушился на перископ, приподнятый над землей кирпичными подставками. Труба без сопротивления легонько шпокнула и коснулась земли заостренным надломом…
– Попить ничего нету? – удовлетворенно спросил Сенька.
– А? – не расслышал Кольша, все еще не понимая, как это произошло…
4
С того дня как Сенька Хибот изломал последнюю Кольшину мечту, Кольша и сам как бы изломался: попритих, засел дома, принялся вязать носки-варежки на продажу. Катерина за свою жизнь так надоярилась, что ее пальцы уже и не держали вязальных спиц…
За это время много воды утекло в Егозке, немалые перемены произошли и на ее берегах. Во-первых, в Верхних Кутырках переменилась власть: была твердая, с матерком – пришла помягче, с ветерком. Как ветром выдуло амбары и склады, сено тоже куда-то унесло со скотного двора, из-за чего пришлось порезать скотину и распродать на обаполском базаре. Не устояли и сами коровники: сперва ночью, а потом и в открытую посдирали с них шифер, сбросили латвины, поснимали с петель ворота. Колхозную контору тоже изрядно пощипали: не стало телевизора, радиолы, унесли председательский ковер, на который в прежние времена не дай Мать Божья было попасть. Приглянулись кому-то и кабинетные стулья, из коих остался один – только для самого председателя акционерного товарищества Ивана Сазонтовича Засевайло…