Кукла в волнах
Шрифт:
— Ну, смотри, смотри! — покачал головой Савченко, — как бы тебе не засидеться в замполитах надолго. На большее рассчитывать не сможешь. Растрата семенного фонда у нас не приветствуется.
— Это как в известном анекдоте?
— Вот именно!
С чувством собственной правоты я вышел из кабинета Савченко. Не знаю, как другие, терпеть не могу, когда на меня давят. Хочется сделать что-нибудь наперекор этому давлению, с точностью наоборот. Тут уж ничего не исправить в характере!
Партконференция, как я и ожидал, прошла совершенно обычно, то есть с ощущением впустую потраченного
Свежую струю, правда, внёс новый начальник политотдела полковник Рахимов. Он обрушился с критикой на коммунистов, имеющих дачи. В его понимании военный, коммунист, не должен обрастать подобным имуществом, всяким подсобным хозяйством, словно колхозник. А политработники, по его словам, могли находиться только в трёх местах: на работе, в санчасти или на кладбище. То есть дом в его понятии, как месте пребывания политработника, исключался напрочь. Сидевшие в президиуме партийные чиновники из округа одобрительно кивали головами, будто мысли, озвученные Рахимовым, были их собственные, выпестованные во время напряженной работы, некоего мозгового штурма.
Я сидел рядом с Крутовым, который открыв блокнот, делал вид, что конспектирует выступление Рахимова. С другой стороны от меня сидел замполит автороты из Батайска, Вася Каминский. Он, насколько я заметил, тоже вполуха слушал партийные речи и отчаянно боролся со сном. Пришлось несколько раз толкнуть его в бок, чтобы привести в чувство.
Между тем, я тоже с усилием слушал выступающих и вспоминал Волчатникова, наши долгие и умные разговоры с ним. Это была другая реальность, другой мир, который не пересекался с этим. Мне представилось, что некоторые из нас перемещаются в этих мирах, меняя маски на лицах, слова и жесты. К примеру, Рахимов. Сейчас он выглядит жестоким деспотом, а дома меняет маску и становится любящим мужем, заботливым отцом, совсем не спешащим в санчасть или на кладбище. Я представил его в спортивном костюме, домашних тапочках, выносящим мусор и улыбнулся.
Однако улыбнулся неудачно. Это случилось посреди какого-то грозного пассажа из речи Рахимова, продолжавшего разглагольствовать на трибуне, и грозившего кому-то указательным пальцем правой руки. Случайно оторвав взгляд от своих записок, замполит батальона заметил мою антипартийную ухмылку и толкнул локтем, чтобы его подчиненный не забывался на столь внушительном собрании…
После конференции до отъезда оставалось некоторое время, и Вася Каминский предложил пройтись по городу, размяться после долгого и нудного сидения.
Небольшой провинциальный городок Новолиманск, в котором находился штаб училища, был намного меньше Азовска, но весь засажен зелеными деревьями и оттого, выглядел уютнее. Море вокруг было мелким, пляжи песчаными и, неудивительно, что этот город полюбился отдыхающим с маленькими детьми. На каждом шагу нам с Каминским попадались заботливые мамаши и их загорелые чада, несущие надувные круги или резиновые игрушки.
У входа в городской парк несколько человек столпилось у небольшой палатки, в которой находился аттракцион по стрельбе пневматическим оружием. Потертого вида мужичек, по ухваткам похожий на спившегося спортсмена, показывал чудеса стрельбы приезжим,
Мы с Каминским собирались пойти дальше, чтобы случайно не сглазить чужой успех, но тут стрелок увидел нас. Военные, в форме! Он подумал, что гораздо интереснее посрамить военных, выиграв у них в стрельбе, чем просто стрелять по целям.
— Товарищи офицеры, — закричал он нам, — не хотите пострелять?
— Нет, спасибо, мы торопимся! — поспешил ответить осторожный Вася, который не хотел опростоволоситься перед гражданскими.
— Ну что вы, в самом деле, боитесь что ли? — не отставал стрелок, — если у вас не хватает денег, то пульки я куплю, — и он подмигнул окружавшим.
Я не люблю, когда ко мне пристают вроде как с ножом к горлу, особенно, если при этом играют на публику. В такой ситуации холодное бешенство овладевает мною, и я ничего не могу с собой поделать.
— Что же, — излишне спокойно произнес я, — давай постреляем.
— Михалыч, да брось, не связывайся, — зашептал Вася, — он же нас подначивает!
— А что мы, в самом деле, стрелять, что ли не умеем? Мы же офицеры! — ответил я все также спокойно и пошел к стойке, на которой лежали пневматические ружья.
— Как будете стрелять, с подставки или с руки? — тут же поинтересовался хозяин заведения, боясь, что я передумаю, и импровизированное соревнование не состоится, а он потеряет такую исключительную рекламу.
Мужичек с ожиданием посмотрел на меня.
— Пожалуй, стрелять будем с рук, — ответил я, почувствовав, что моего визави устроил бы более другой вариант.
— Выбирайте мишени! — попросил хозяин, махнув рукой на стенку с разными металлическими зверьками. К каждому из них был приделан белый кружок, в который, собственно, и надо было попасть.
— Пахомыч, ты нам детские мишени предлагаешь, — возразил мой соперник, — а что если нам стрелять по зажженным свечкам? Что скажете, товарищ старший лейтенант?
— Мне все равно, — ответил я, почувствовав, как первоначальное бешенство уступило азарту. Я почему-то был уверен, что отстреляюсь нормально, хотя на боевых стрельбах редко стрелял на «отлично».
Хозяин зажег десять свечек, и мы начали стрелять. Окружающая нас публика приблизилась к стойке и в буквальном смысле затаив дыхание. До восьмого выстрела мы шли вровень. Пульки одинаково точно гасили горящие фитили свечей. Краем глаза я заметил, что Васёк смотрит на меня с большим удивлением. Он явно не ожидал, что я буду показывать такие результаты. А мне представилось, что две команды бьют серию пенальти и победит тот, у кого крепче нервы, у кого не дрогнет вратарь или нога, бьющая по воротам. В нашем случае это была рука.
На девятом выстреле рука дрогнула у моего оппонента. Оставался последний выстрел, когда я мог промазать, а соперник попасть и тогда бы была ничья. Но я, все также хладнокровно выстрелил и попал. Мы победили.
— Может, по второму разу? — неуверенно предложил мужичек.
— А зачем? — спросил я его, — игра сделана.
Уже повернувшись, чтобы уходить, достал три рубля и положил на стойку.
— Возьми, — сказал я своему бывшему противнику, — выпей за советских офицеров, я из них не лучший стрелок.