Кукла
Шрифт:
К воскресенью Таню решено было простить. Ее ждал счастливый удивительный день - вдвоем с мамой они займутся прихорашиванием Милы. Всю неделю Таня готовилась. Не церемонясь, отбирала у других кукол лучшие платья. Стирала их, развешивала сушить на балконе, гладила маленьким утюжком. Делала кукольную комнату - уголок с кроваткой, зеркалом и ковриком у ног. Забросила дворовые игры с Дашей и Сережей. Целыми днями сидела дома, рассказывая другим своим куклам, какая вскоре у них появится подружка. Одним словом - ждала.
Настало воскресенье. Вскоре после завтрака Мила была
Пришел Танин черед взяться за дело. С благоговением приняв из рук матери похорошевшую куклу, девочка надела на нее самое лучшее платьице, к счастью, оказавшееся в самую пору. Далее настала очередь панталон с кружавчиками, сшитыми мамой для прошлой фаворитки, чьих-то башмачков… В последнюю очередь Таня завязала на голове Милы огромный голубой бант из блестящей ленты.
– Ну вот, теперь твоя Мила больше не походит на бродяжку. Когда-нибудь мы сошьем ей шелковое платье и шляпку, а может быть, смастерим и зонтик. Пока иди, познакомь Милу с ее компаньонками. Да, кстати, мне не очень нравиться имя Мила. Что если назвать ее иначе? Например, Элиза или Беатрис…
– Нет, мамочка, Мила сама сказала, что ее так зовут.
– Она же говорит только слово "мама".
– Обычно - да, но когда очень захочет, то и много чего другого.
– Что ж, может быть, но я думаю, что взаправду куклы говорить не умеют.
– Это простые куклы. А Мила не такая, она - живая.
– Сегодня мы весь день бездарно опаздываем!
– Наталья потянулась за новой сигаретой, щелкнула зажигалкой.
– Я рассчитывала быть дома к Танюшкиному возвращению из школы. У них сегодня четыре урока, потом - бассейн. А Таня простыла, и я написала записку, чтобы ее отпустили домой. Она, наверное, уже час, как пришла.
– Кто знал, что рейс задержат на два с половиной часа!
– Бред какой-то! Теперь эта "пробка" - мы тут уже минут сорок торчим. Александр посмотрел на часы:
– Только шестнадцать с четвертью.
– Прекрати свои бесконечные шуточки! Сорок, шестнадцать - какая разница! Главное - мы опоздали. Главное - Таня одна и волнуется за нас.
– Успокойся. Дети еще не умеют нервничать понапрасну. И оставь в покое сигареты, за шестнадцать минут, эта, кажется, третья. Скорее всего, Танюшка сейчас о нас и думать не думает - развлекается себе с новой куклой. Рада радешенька, что ее никто не отвлекает.
– Она волнуется! Она не такая бесчувственная, как ты!
– Наталья! В конечном счете, мы встречали именно твою сестру и это именно ты, не далее, как вчера вечером "порадовала" меня идеей подбросить ее от аэропорта до дома. Это я, сорвавшись с работы, изображал из себя таксиста, носильщика, мальчика на побегушках. А теперь я же во всем и виноват! Теперь я вынужден слушать, как на
– Прости, - перегнувшись, Наталья достала с заднего сиденья шляпку и сумочку.
– Я не хотела тебя обидеть. Просто я не могу тут больше торчать. Ждать. Я еду на метро.
– Не глупи. Мы выберемся из "пробки" максимум минут через десять. Пока ты доберешься до ближайшей станции, сделаешь пересадку, дойдешь от метро до дома… Наташа, ты позже меня приедешь!
– Александр, я не могу вот так сидеть и ничего не делать!
– Спорим, я приеду домой первым!
– Оставь… - Наталья с раздражением хлопнула дверью и начала пробираться к тротуару, обходя теснившиеся застывшим потоком машины.
Александр долго стоял у неказистой двери, ожидая, когда откликнется на звонок хозяйка. Послышались шаркающие шаги, скрежет задвигаемой цепочки.
– Это я, Ольга Васильевна.
Невидимая борьба с многочисленными замками и задвижками завершилась, и дверь отворили. Александр вошел в квартиру. С порога спросил:
– Как это было?
И без того невысокая Ольга Васильевна как-то съежилась, но заговорила сразу, без запинки:
– Я как раз возвращалась из булочной. Вдруг, смотрю - Наташа бежит, сама не своя. Торопится. Я ее еще окликнула. Куда там! Будто знала… В общем, пока то да се, годы мои какие, хожу медленно… Добралась я до подъезда. Поднимаюсь мимо вашей квартиры, смотрю - дверь открыта и тишина. Странно мне все как-то показалось. Я постояла, постояла, Наташу окликнула и вошла. Захожу и - Господи, Боже мой! Ох, бедняжка… Александр, менее всего желавший выслушивать сочувственные речи, грубовато оборвал:
– Оставьте причитания, Ольга Васильевна, я и без них верю в ваши искренние соболезнования. Но мне необходимо знать факты.
– Эх, Саша, Саша… Они обе рядышком лежали. Я к ним, а Танечка уже холодная. Я думала и Наташа, но нет, смотрю - дышит. Чуть-чуть дышит. Я - "Скорую". Страх-то, какой! Прямо не знаю, что делать. Потом надумала милицию вызвать. И только тут дура-баба, сообразила, что ж я стою, как пень! Давай Наташу в чувство приводить, а толку-то… Слава Богу, врачи быстро приехали. Говорят - у девочки отравление. Она уже несколько часов, как мертва. И точно - я сперва не заметила - вокруг Танечки на полу пузырьки стоят, пилюли какие-то рассыпаны. Куколки ее в рядок сидели - какая с градусником подмышкой, какая - бинтом перевязанная. Видно Танечка в "аптеку" играла или в "доктора". И сама таблеток накушалась… А тут в дверь звонок - "Скорая" подоспела. "А это кто?
– спрашивают.
– Мать?" "Да, - говорю, - у нее обморок…" Обеих и увезли. Тут ты и приехал. Как Наталья-то?
– Я от нее. Все нормально. Ее выпишут, скорее всего, завтра. Она держится молодцом. Все нормально, но лучше бы она плакала… Александр развернулся и, не прощаясь, вышел из квартиры. Ольга Васильевна осталась стоять посреди опустевшей прихожей.
После Таниных похорон минуло две недели. Непривычная тишина в доме сводила с ума.
В тот день Наталья все же решилась разобрать вещи дочери. Она начала с бесчисленных игрушек. Александр молча сидел в кресле, не зная, что делать. Присоединиться к хлопотам жены он был не в состоянии, как, впрочем, и уйти, бросив ее одну. Раздумья оборвал голос Натальи: