Кукла
Шрифт:
«Минуточку… что же я видел перед этим?..» — думал он.
Вот винный подвал Гопфера, где он познакомился с Вокульским… А вот поле битвы, и голубоватый дым стелется над линиями синих и белых мундиров… А вот старый Минцель сидит в кресле и дергает за шнурок выставленного в окне казака…
— Видел я все это на самом деле, или мне только снилось?.. Боже ты мой… — шепнул он.
Теперь ему казалось, что он маленький мальчик; вот отец его беседует с паном Рачеком об императоре Наполеоне, а он тем временем
Он все глубже и глубже погружался в забытье, со всех сторон нахлынула на него темнота, вернее глубокая чернота, в которой лишь одно окошко еще светилось, как звезда, но и оно меркло с каждой минутой.
Наконец и эта последняя звезда погасла…
Может быть, он и увидел ее вновь, но уже не на земном горизонте.
Около двух часов дня пришел Казимеж, слуга пана Игнация, и принес корзину с тарелками. Он с грохотом накрыл на стол и, видя, что барин не просыпается, позвал:
— Пожалуйте обедать, остынет…
Однако пан Игнаций и на этот раз не пошевелился; тогда Казимеж подошел к кушетке и повторил:
— Пожалуйте обедать…
Вдруг он отшатнулся, выбежал на лестницу и принялся стучать в задние двери магазина; там были Шлангбаум и один из приказчиков.
Шлангбаум открыл дверь.
— Чего тебе? — грубо спросил он.
— Сделайте милость… с нашим барином что-то случилось…
Шлангбаум осторожно шагнул в комнату, взглянул на кушетку и попятился…
— Беги скорей за доктором Шуманом! — крикнул он. — Я не хочу сюда входить…
Как раз в это время у доктора был Охоцкий и рассказывал ему, как вчера утром он вернулся из Петербурга, а днем провожал свою кузину, Изабеллу Ленцкую, которая уехала за границу.
— Представьте себе, — закончил Охоцкий, — она идет в монастырь.
— Панна Изабелла? — переспросил Шуман. — Что ж, она собирается кокетничать с самим господом богом или только хочет отдохнуть от волнений, чтобы вернее потом выйти замуж?
— Оставьте… она странная женщина… — тихо сказал Охоцкий.
— Все они кажутся нам странными, пока мы не убеждаемся, что они просто глупы или подлы, — с раздражением ответил доктор. — Ну, а о Вокульском вы ничего не слышали?
— Вот как раз… — вырвалось у Охоцкого.
Но он запнулся и замолчал.
— Так что же, знаете вы о нем что-нибудь? Уж не хотите ли вы сделать из этого государственную тайну? — не отставал доктор.
В эту минуту вбежал Казимеж с криком:
— Доктор, с нашим барином что-то случилось! Скорее, скорее!
Шуман бросился на улицу, Охоцкий за ним. Они вскочили в
Из подъезда навстречу им кинулся Марушевич с озабоченной физиономией.
— Представьте себе, — крикнул он доктору, — у меня к нему такое важное дело… вопрос касается моей чести… а он взял да и помер!..
Доктор Шуман и Охоцкий, сопровождаемые Марушевичем, вошли в квартиру Жецкого. В первой комнате уже находились Шлангбаум, советник Венгрович и торговый агент Шпрот.
— Пил бы он брагу, — говорил Венгрович, — дожил бы до ста лет… А так…
Шлангбаум, увидев Охоцкого, схватил его за руку и спросил:
— Вы обязательно хотите забрать на этой неделе свои деньги?
— Да.
— Почему так срочно?
— Потому что я уезжаю.
— Надолго?..
— Может быть, навсегда, — отрезал Охоцкий и вслед за доктором прошел в комнату, где лежал покойник. За ними на цыпочках вошли остальные.
— Страшное дело! — сказал доктор. — Одни гибнут, другие уезжают… Кто же в конце концов тут остается?
— Мы!.. — в один голос откликнулись Марушевич и Шлангбаум.
— Людей хватит… — добавил советник Венгрович.
— Да, хватит… Но пока что уходите-ка отсюда, господа! — крикнул доктор.
Все с явным неудовольствием удалились в переднюю. Остались только Шуман и Охоцкий.
— Присмотритесь к нему, — сказал доктор, указывая на умершего. — Это последний романтик… Как они вымирают… как вымирают…
Он дернул себя за усы и отвернулся к окну.
Охоцкий взял уже похолодевшую руку Жецкого и наклонился над ним, словно собираясь шепнуть ему что-то на ухо. Взгляд его упал на письмо Венгелека, до половины высунувшееся из бокового кармана покойника. Он машинально прочел написанные крупными буквами слова: «Non omnis moriar».
— Ты прав… — тихо сказал он как бы самому себе.
— Что, я прав? — спросил доктор. — Я давно это знаю.
Охоцкий молчал.
1890
О романе «КУКЛА»
«Кукла» — первое крупное произведение Пруса. До этого Прус был известен как новеллист, автор повестей и рассказов из жизни деревни, городской бедноты, средних слоев общества.
Высказывания Пруса середины 80-х годов свидетельствуют о том, что он хотел написать роман о важнейших проблемах современности. Когда в 1884 году редакция польского журнала «Край», выходящего в Петербурге, предложила Прусу сотрудничать в отделе критики, он ответил: «Хорошая вещь — критиковать, но еще лучше делать самому, а я уже начинаю ориентироваться в беллетристике и поэтому вместо критики предпочитаю написать несколько романов о великих проблемах нашей эпохи».