Кукла
Шрифт:
– Боже, Саша… – услышал он голос Лены. Он поднял голову. Мачеха стояла в ночной рубашке, спутанные волосы наполовину закрывали ее насмерть перепуганное лицо. – Что… что ты наделал?!
Саша разжал пальцы, и ножницы со стуком упали на пол. Ноздри снова защекотал знакомый запах духов, и он почувствовал растущее возбуждение, которое быстро сменила ненависть. Она с ними заодно, эта сука мачеха. Легла под их папашу только из-за его денег и положения. Да и Таня никогда ей не нравилась.
Он неспешно поднял ружье.
– Саша, нет, – забормотала женщина, делая шаг назад.
Прозвучал выстрел. Заряд
– Все, мне конец, – помертвевшим голосом проговорил он, роняя ружье. И тут же вздрогнул – на улице кричала Таня. Он опрометью выскочил наружу и увидел свою любимую. Она стояла прямо посреди цветов, которые так заботливо выращивала Лена, низко опустив голову.
– Как ты, моя Пушишка? – Он обнял девушку.
– Нам нужно ехать, – глухо сказала Таня. Ее восхитительные рыжие волосы издавали непередаваемый аромат лесных трав.
– К…куда?
– Я покажу дорогу.
Саша ровным счетом ничего не понимал.
– Но зачем?
– Хочешь, чтобы я была рядом? – закричала она. – Тогда не задавай вопросов!
– Но… Там, наверху…
– Я все знаю. Если ты останешься, мы никогда не увидимся.
– Сейчас уже ночь, я ранен, – попробовал возразить Саша, и вдруг, к его ужасу, Таня повернула лицо так, что на него падал свет. Оно стало плыть, как мороженое на солнцепеке, глаза потекли, как две тягучие капли, рот обвис, щеки стали дряблыми тряпками. Изумительный запах духов сменился вонью разложившегося мяса.
– Саша, времени нет.
– Таня! Танечка!!
– Или ты едешь, или мы расстанемся навсегда.
– Я поеду! – закричал вне себя от горя и страха Саша. – Куда угодно, куда скажешь!!
– Заводи машину. И захвати с собой ружье.
Саша бегом поднялся наверх и вернулся с ружьем. Карманы были набиты патронами и тянули вниз джинсы. К его безмерному облегчению, Таня снова была в порядке, и ее прекрасное лицо было как всегда самым красивым на свете.
Он с величайшей нежностью поднял валяющуюся среди цветов куклу и сел с ней в машину. Щелкнул ключ зажигания, мотор послушно заурчал, загорелись фары, и машина выехала со двора.
– Моя Пушишка, – шептали губы юноши. Кукла сидела рядом и молча смотрела вперед своими блестящими глазами.
Они нашли нужный поворот лишь с седьмого раза. Уже смеркалось, и Никто торопился. Где-то в глубоких, темных катакомбах подсознания он подозревал, что ввязался не в свое дело, но ничего не мог с собой поделать – его гордость, подвергавшаяся издевательствам столько лет, требовала реванша. У Нее для него есть дело? Плевать, он самолично отомстит этим сосункам. Хотя они уже давно не сосунки, но для него, для Никто, они всегда будут сопливыми мальчишками. Он не хотел чувствовать себя как в театре. Не для этого он ждал двадцать лет, торчал в психушке и терпел столько унижений.
Снежана, казалось, смирилась со своей участью. Она больше не хныкала, но на ее красивые глаза все чаще наворачивались слезы.
– Я хочу пить, дедушка, – сказала она.
– Терпи, – только и сказал старик.
Вскоре машина остановилась – дальнейшая дорога представляла собой развороченную ямами и колдобинами узкую колею, по которой едва проехал бы внедорожный мотоцикл. Как ни жаль, но колымагу придется бросить. Никто вышел из машины и, взяв девочку за руку, потащил ее за собой. Глаза Снежаны снова увлажнились. Где ее мама? Почему она не приходит? Почему ее не спасает папа? Ведь он такой сильный!
Он шли долго, и туфельки девочки покрылись толстым слоем пыли, она постоянно спотыкалась и натерла мозоль. Снежана задыхалась от быстрой ходьбы, в туфли набился песок с мелкими камушками, ветки хлестали по ее лицу, но она молчала, продолжая в руках крепко сжимать куклу. Ту самую, которую ей подарил дядя Руслан. По обе стороны высились густые заросли ежевики с бузиной, вскоре так называемая дорога закончилась, и они шли по пояс в траве.
Они шли, шли и шли, и Снежана уже начала думать, что они будут так шагать вечно, как вдруг листва раздвинулась будто по мановению волшебной палочки, и они стали спускаться вниз. Несмотря на подавленное состояние, девочка невольно залюбовалась пейзажем. Внизу располагалась долина, крошечная, как в интересной сказке, которую со всех сторон окружали громадные величественные горы. Клонившееся к горизонту солнце окрашивало горы и деревья в изумительный пурпурный цвет. Приглядевшись, она смогла рассмотреть выглядывающую сквозь кроны деревьев крышу какого-то дома. Значит, они идут в дом! Может, ей смогут там помочь!
Но Никто и не думал идти к дому. Вместо этого он свернул куда-то влево, и, пройдя пару сотен метров, они оказались на небольшой лужайке. Никто уселся прямо на землю и уставился на закат. Словно весь этот путь он проделал только для того, чтобы насладиться экзотикой дикой природы.
– Я хочу пить, – хрипло сказала Снежана раз, наверное, в десятый.
Старик равнодушно махнул рукой куда-то в сторону:
– Колодец там. Только я не советую тебе пить оттуда воду.
– Почему? – шепотом спросила девочка.
– Потому что однажды в этом колодце умерла девочка. Такая же, как ты.
Снежана заплакала, но Никто даже бровью не повел.
– Терпи, конфетка. Скоро все закончится. Ты знаешь, что твой папа – плохой человек?
– Он не плохой, – возразила Снежана, размазывая кулачком по лицу слезы.
– Плохой, – повторил Никто упрямо и вздохнул. – Бедное дитя. Но ты в этом не виновата.
– Он мне не настоящий папа, – вдруг сказала Снежана, перестав плакать. – Мой папа… Он просто не живет с моей мамой.
– Да? – спросил Никто. Его брови взметнулись вверх, пожалуй, в этот раз он был впервые по-настоящему удивлен с тех пор, как бежал из больницы. – А эти мальчики, близнецы?
– Они не мои братья. Они папины.
Никто был удручен. Он-то рассчитывал на другое! Оставалась надежда, что в этом толстяке все же проснется совесть, и он соизволит оторвать свой зад и начнет поиски приемной дочери. Он быстро успокоился. С толстяком был Первый, сентиментальный слюнтяй, он наверняка будет «за», чтобы поучаствовать в спасении девочки. Поучаствовать в игре. Ее игре…