Кукловод

Шведов Сергей Владимирович

– Не хочу, – отозвался Дальский. – Я бы согласился стать рабовладельцем, на худой конец крепостником, а предпринимать что-либо мне скучно.

Будущий мэр этим ответом был поставлен в тупик и с обидой уставился на приличного господина, который по всем приметам тянул на буржуя и вдруг, в самый неподходящий момент, закочевряжился.

– Вот видите, господа, – прокомментировал облом Брылин. – Первая же провокация поставила нашего дорогого Игнатия Львовича в тупик: он потерял лицо, которое у него и без того, надо самокритично это признать, в данную минуту не лучшего качества. Маленькие

глазки мы увеличим очками, а вот прыщ на губе следует удалить и удалить немедленно.

Напор Кости Брылина был столь велик, что несостоявшийся мэр шарахнулся от трибуны, решив, видимо, что этот странный лопоухий субъект в грязных сапогах и поношенной куртке сейчас сразу и начнёт кромсать ему лицо перочинным ножичком.

– Это не прыщ – это родинка, – испуганно сказал кто-то. – Родинку лучше прикрыть усами, – дал свою рекомендацию Дальский. – А безвольный подбородок удлинить эспаньолкой.

– А если борода в стиле а ля мужик? – Брылин с сомнением покачал головой, критическим взором оглядывая кандидата.

– Лицо и без того широкое, – поморщился Дальский. – Но ведь монархист же, – не сдавался Брылин.

– Так ведь монархист-то социальный с демократическим уклоном, – возразил Сергей Васильевич. – А вы, милейший, лепите ему бороду а ля мужик, словно купцу третьей гильдии. Нет и нет, только эспаньолка, очки и аккуратные усики. – Голос придётся поменять, – сказал Брылин.

– Я думаю, баритон подойдёт. – А почему не бас? – удивился Костя. – Для баса комплекция мелковата.

Дальский осмотрел кандидата со всех сторон, для чего ему пришлось подняться на сцену и совершить несколько кругов по ней, путаясь в совершенно здесь неуместных проводах.

– Позвольте, – заблеял кандидат. – Кто пустил сюда этих людей?

Зал, в котором по прикидкам Дальского, находилось человек тридцать, протестующе загудел.

– А какое у вас здесь мероприятие? – поинтересовался Сергей Васильевич у опешившего президиума. – У нас съезд партии, – ответил господин с лицом Антона Павловича Чехова. – Это специалисты по мордам, – сказал толстый дядька в очках, обращаясь к кандидату. – Я же вам говорил, Игнатий Львович.

Судя по всему, это и был прораб Попрыщенко, нанявший Костю Брылина для славных дел. Очки ему, по мнению Дальского, следовало сменить, а зубы выбить – они явно указывали на пролетарское происхождение монархиста. Совсем ополоумел народ: с такими зубами лезть в аристократы.

– Имиджмейкеры, что ли? – неуверенно переспросил господин Недочехов. – Во-во, – обрадовался Попрыщенко. – Специалисты. А без специалистов какие сейчас выборы. Это не выборы будут, а смех.

– Да вы что, господа, – произнёс Костя Брылин драматическим шёпотом, который наверняка был слышен даже на улице. – Это же сам Дальский. Я, можно сказать, его с кровью вырвал. Без него ещё никто не избирался. Даже Сам у него консультировался. Я потрясён, Игнатий Львович, вашим непониманием, чтобы не сказать раздавлен.

– Игнатий, – поморщился Дальский. – Имя не очень… – А что такое? – изумился Брылин.

– Был такой Игнасио Лойола, из иезуитов, – задумчиво проговорил Сергей Васильевич. – Могут возникнуть нехорошие ассоциации.

– Да кто того Лойолу помнит, – возразил Попрыщенко. –

Что у нас своих иезуитов мало было, что ли?

– Пожалуй, – согласился Дальский, продемонстрировав демократичность. – Имя менять не будем.

– А отчество? – испуганно ахнул кто-то. – Львович, – протянул Дальский, словно пробовал слово на вкус. – Толстого почитываете?

– В общем и целом… иногда, – Игнатий Львович развёл руками. – Надо будет подчеркнуть родственную связь между вами и графом Толстым, если не кровную, то хотя бы духовную.

Возражений не последовало: очень может быть, что Игнатию Львовичу такое родство льстило, а Льва Николаевича Дальский спрашивать не собирался по причине его долгого отсутствия на грешной земле. Сергей достал сигарету из забугорной пачки, прикурил от поднесённой Брылиным зажигалки и задумчиво пустил к потолку пару-тройку изысканных колец. Робкие протесты окружающих по поводу того, что «у нас здесь не курят», он в расчёт брать не стал, а Костя немедленно метнул в протестанта уничтожающий взгляд и укоризненно покачал головой. – Пресса о вас писала? – спросил Дальский.

– Эти напишут, – вздохнул Попрыщенко. – Статью мы организуем, – обнадежил прораба Дальский. – Сначала в местной прессе, а потом и в центральной – это мелочи. Константин Михайлович запишите данные Игнатия Львовича и поточнее, пожалуйста, а то получится как в прошлый раз.

Брылин понимающе хмыкнул и приложил руку к груди. – Центральная про нас вряд ли напечатает, – вздохнул скептик в глубине зала. – Как это не напечатает?! – возмутился Брылин. – Были бы деньги. – С деньгами у нас туго, – сокрушённо покачал головой Попрыщенко. – Но на прессу, пожалуй, найдём.

– Да уж подсуетитесь, голубчик, – посоветовал Дальский. – А то начинать большое дело без гроша в кармане трудно. А будет шум в прессе – будут и спонсорские пожертвования.

– Не верю я им, – занудил несостоявшийся Чехов. – Всё-то у них легко и просто. Они даже нашей программой не поинтересовались.

– Позвольте, милейший, – с металлом в голосе произнёс Дальский, напирая на букву «а», которой в этих словах не было, – по-вашему, я, что же, не в курсе чаяний отечественной интеллигенции на протяжении последних столетии? Да мне стоило только взглянуть на ваши отмеченные печатью духовности лица, чтобы понять, где я нахожусь, и что от меня требуется.

Недочехов покраснел и смущённо откашлялся. Окружающие сочувственно промолчали.

– Знаете, господа, меня ведь тоже совесть мучает, – вдохновенно продолжал Дальский. – Ведь какая сволочь с моей помощью наверх вылезала, вы даже представить себе не можете. Сколько суконных рыл я сделал годными для калашного ряда, а истинные интеллигенты, у которых духовность в генах сидит, вынуждены болтаться по подвалам. Стыдно, господа, стыдно и мне и вам. За гибнущее Отечество стыдно. Я, знаете ли, готов работать почти даром, глаз не смыкая, лишь бы только увидеть во главе государства людей гуманных и просвещённых. Встряхнитесь же, господа, соберите в кулак и волю и средства, докажите же наконец, что истинная российская интеллигенция ещё жива и способна сказать своё слово в защиту замордованного народа. Я очень надеюсь на вас, господа, очень.