«Куколка»
Шрифт:
— Все равно мы уже обломались. Сэм, вставай. Пошли отсюда.
Девица села, продолжая ворчать что-то себе под нос. Пиппа поняла, что та хоть и сильно пьяна, но все же изрядно сконфужена, и отвернулась, чтобы не мешать им одеваться.
— Шла бы ты в задницу, — негромко сказал парень, проходя мимо нее, и мерзко ухмыльнулся.
Его подружка оказалась настроенной еще более воинственно.
— Интересно, ты просто долбаная фригидина, или еще что? — промурлыкала она, приблизив лицо почти вплотную к лицу Пиппы.
Парень потянул приятельницу за руку:
— Оставь ее, Сэм. Просим прощения. — Скорчив постную
Пиппа прошла вслед за ними, тщательно заперла дверь и вернулась в комнату. «Фригидина»! Это слово прозвучало как приговор — беспощадный и окончательный. Однако, наверное, именно оно как нельзя лучше подходит, чтобы определить ее темперамент. Ведь оно подразумевает сексуальную холодность? Что ж, она действительно холодна.
Прежде чем лечь в постель, Пиппа сорвала с кровати простыни и, со злостью скомкав, зашвырнула в дальний угол комнаты. Затем надела пижаму и распахнула окно, чтобы впустить в спальню свежий, прохладный ночной воздух, выветрить тошнотворный запах чужой парфюмерии, пота и спермы.
Когда же наконец она оказалась в постели, то крепко зажмурила глаза и натянула легкое стеганое одеяло до самого подбородка. Одеяло окутало ее тело, превратив кровать в подобие некоего святилища. «Что же со мной такое?» — подумала она, и в уголках ее глаз тут же скопились слезы жалости. Похоже, ни у кого, кроме нее, проблем с сексом нет.
Тем временем вернулась Александра. Она была не одна, и вскоре сквозь тонкую перегородку, разделяющую их спальни, Пиппа услышала размеренный скрип кровати. Темп характерных звуков нарастал, и вскоре к скрипу пружин присоединились стоны подружки, то низкие, временами переходящие в рычание, то поднимающиеся до крещендо.
«Я не могу этого выносить!» — едва не закричала Пиппа и накрыла голову подушками, пытаясь заглушить доносящиеся до нее звуки. Но это не помогло. Теперь Алекс уже кричала, как от непереносимой боли. До Пиппы доносился и низкий голос Джонатана, разделяющего с Алекс мгновения высшего наслаждения. Потом все стихло, однако перегородка была такой тонкой, что можно было отчетливо различить прерывистое дыхание тех, кто находился за ней.
Пиппу бросило в жар, о сне нечего было и думать. В бессильном отчаянии девушка металась и вертелась в постели. В конце концов, решительно откинув одеяло, она коснулась руками тонкой ткани пижамы. Ее груди тесно прижались друг к другу, и Пиппа тут же почувствовала, как материя царапает ее нежные соски.
По-прежнему лежа на спине, она подтянула колени и сквозь пижаму тихонько, будто успокаивая, погладила грудь ладонями. Она ненавидела манеру, с которой Алекс так открыто демонстрирует перед ней свою сексуальность, хотя прекрасно знала, что подружка даже не подозревает о ее переживаниях. Между тем из ночи в ночь, невольно слушая звуки, сопровождающие занятия любовью в соседней спальне, Пиппа чувствовала себя настолько отвратительно, что предпочла бы никогда не слышать ничего подобного. Но вместе с тем она должна была признаться себе, что эти звуки вызывают в ней неясное томление и смутные желания.
Ее рука медленно проникла под резинку пижамы и, неуверенно двигаясь к низу живота, добралась до заветной потаенной расщелины. Как Пиппа и предполагала, нежная плоть, которой коснулся ее палец, была уже скользкой и влажной.
Закрыв
«Интересно, ты просто долбаная фригидина, или еще что?» Эти слова, произнесенные пьяным насмешливым голосом, настигли ее внезапно, и все ощущения оборвались, словно на нее вдруг вылили ведро холодной воды. Плотно сомкнув бедра, Пиппа все же оставила руку там, между ними, в напрасной надежде задержать, не дать исчезнуть приятному томлению, охватившему ее тело несколько мгновений назад.
Губы горько искривились. Да, вряд ли ее можно назвать сексуальной, и ей оставалось только смириться с тем, что, казалось, нельзя изменить. Наверное, она не одна такая на белом свете, успокаивала себя Пиппа, есть и другие люди, которым не дано испытывать радости секса.
Снова подтянув одеяло к самому подбородку, Пиппа постаралась расслабиться и заставила себя дышать глубоко и ровно. Однако заснуть этой ночью ей удалось не скоро.
Глава вторая
— Не понимаю, Мэтт, ты не желаешь работать над следующим фильмом Тарантино и не намерен вести никаких коммерческих переговоров с этими, как ты говоришь, пьяницами. В чем дело? Что, собираешься все бросить и отойти от дел?
Мэтт стоял возле окна и взирал на своего друга и агента, невольно улыбаясь тому неподдельному волнению, с которым Брэд произносит свой монолог. Внешность Брэда уже начинала выдавать его возраст: в темных волосах местами поблескивало серебро, а лицо уверенно прорезали глубокие морщины. Они становились особенно заметны, когда он недовольно сдвигал брови; вот и сейчас на переносице отчетливо виднелись две резкие продольные складки, не исчезнувшие даже после того, как его взгляд смягчился.
— Успокойся, Брэд, твоим десяти процентам ничто не угрожает, — нарочито растягивая слова, отозвался Мэтт.
— Ну хорошо, но чего же ты все-таки хочешь? — Брэд беспомощно развел руки в стороны и выразительно пожал плечами.
Рассеянно глядя в окно на мрачные, мокрые от дождя лондонские крыши, Мэтт вздохнул, словно обдумывая в очередной раз ответ на нелегкий вопрос.
— Понимаешь, сдается мне, я немного выдохся.
Бросив на Брэда быстрый взгляд, он увидел, что выражение его лица не изменилось: Брэд попросту не мог понять, о чем речь.
— Если бы ты был должен столько, сколько я, да еще вдобавок имел троих детей, которых надо кормить, одевать и об образовании которых нужно заботиться, тебе бы и в голову не пришло, что ты «выдохся». Чертовы холостяки, как же я вас ненавижу, — пробормотал он беззлобно.
Мэтт расхохотался.
— Кстати, как Мойра? Как ребятишки? — спросил он.
— Великолепно, — последовал молниеносный ответ, после чего черты лица Брэда смягчились, а глаза заблестели, что, впрочем, случалось всегда, когда он заговаривал о своей семье. — Шарлотта в сентябре пойдет в школу, а Ребекка займет ее место в детском садике. Джорджи уже почти сам ходит…