Куколки
Шрифт:
Нет, говорил он, ему совсем не хочется бросать деньги на ветер. Если бы наши соседи поступали по совести, он не сомневается, что им пришлось бы уничтожать Отклонения в гораздо большем количестве, но беда заключается в том, что у некоторых людей принципы слишком растяжимые.
Таким образом, я очень рано узнал, что такое Нарушение. Это то, что выглядит неправильно, то есть не похоже в точности на тех животных или те растения, от которых оно родилось. Обычно неправильной оказывалась какая-нибудь мелочь, но это не имело значения: большое или маленькое – это было Нарушение или, если это случалось с людьми, Богохульство. Нарушение и Богохульство считались официальными названиями, а попросту то и другое именовали Отклонениями.
Вопрос
Наш район уже не считался окраинным. Упорный труд и многочисленные жертвы привели к такой стабильности форм животных и растений, что нам могли позавидовать многие общины, лежащие на востоке. Теперь нужно пройти не менее 30 миль на юг и юго-запад, чтобы добраться до дикой территории, то есть до тех мест, где вероятность выращивания правильного потомства оказывается менее половины. А еще дальше тянулась полоса земель шириной где 10, где 20 миль, на которой росло намного больше неправильного. За ней простирались таинственные Заросли, Окраина, где не было ничего устойчивого и где, по выражению моего отца, «дьявол разгуливает по своим владениям и насмехается над законами Божьими».
По слухам, полоса Зарослей тоже не имеет постоянной ширины, а за ней лежат Дурные Земли, о которых никто ничего толком не знает. Тот, кто отправлялся в Дурные Земли, там обычно и пропадал, а те двое или трое, что вернулись оттуда, долго не протянули.
Однако самые большие неприятности нам причиняли не Дурные Земли, а Заросли. Люди Зарослей (их называли людьми, но на самом деле они были Отклонениями, хотя внешне и походили на обычных людей… если, конечно, их неправильности не бросались в глаза) почти ничего не имели. Поэтому они добирались до цивилизованной территории и крали зерно, домашний скот, одежду, инструменты и, если находили, – оружие. А иногда они воровали детей.
Небольшие набеги случались два-три раза в год, и, как правило, на них никто не обращал внимания, кроме, разумеется, тех, кого грабили. Обычно хозяева успевали убежать и теряли только имущество, после чего их соседи собирали деньги, вещи и все необходимое, чтобы помочь ограбленным снова наладить жизнь. Но время шло, граница отодвигалась все дальше, и все большее количество людей кормилось на все уменьшавшейся территории Зарослей. Все чаще у них случались голодные годы, и вскоре речь уже шла не о редких стремительных набегах дикарей, быстро возвращавшихся в Заросли, а о действиях больших организованных групп, которые наносили значительный ущерб.
Когда отец был еще ребенком, матери часто пугали детей такими угрозами: «Не будешь слушаться, позову из Зарослей старуху Мэгги. У нее четыре глаза, чтобы следить за тобой, четыре уха, чтобы слушать тебя, и четыре руки, чтобы шлепать тебя. Смотри!» Другим пугалом был Волосатый Джек: «…он заберет тебя к себе в Заросли, в пещеру, там живет его семья. Все они волосатые, и у них длинные хвосты. Каждый из них утром на завтрак съедает по мальчику, а вечером на ужин девочку».
Однако в последнее время близость Зарослей нагоняла страху не только на маленьких детей. Люди Зарослей стали опасными, и на Правительство в Риго обрушился поток жалоб по поводу грабежей. Впрочем, толку от этих жалоб не было никакого. Да и то сказать, чем могло помочь Правительство, если совершенно не было известно, где именно на протяжении 500–600 миль будет совершен очередной набег. Поэтому Правительство, удобно расположившееся далеко на востоке, только выражало
Округ Вэкнак находился достаточно далеко от Зарослей, чтобы считать их не угрозой жизни, а лишь ее осложнением. Меньше чем на 10 миль грабители к нам не приближались, и все-таки изредка они появлялись и здесь, и с каждым годом все чаще. Это отвлекало мужчин от работы на фермах, что приносило большие убытки. Кроме того, если тревога объявлялась где-то недалеко, возникало опасение, что в следующий раз это будет еще ближе…
А вообще мы вели жизнь спокойную, веселую и деятельную. Народу у нас на ферме было много: отец, мать, две моих сестры и дядя Аксель составляли нашу собственную семью, но, кроме того, с нами жили еще кухарки и доярки. Некоторые из них вышли замуж за работников фермы и народили детей, так что вечером после работы у нас за стол садилось более двадцати человек, а когда все собирались на молитву, то народу оказывалось еще больше, потому что к нам присоединялись семьи из соседних домов.
На самом деле дядя Аксель не был нашим настоящим родственником. В свое время он женился на одной из сестер моей матери, Элизабет. Был он в ту пору моряком, и поэтому уехали они тогда на восток. Там, в Риго, жена его умерла в то время, как он сам находился в плавании, из которого вернулся калекой. Так как он был мастером на все руки и только двигался медленно из-за больной ноги, отец позволил ему жить у нас. Дядю Акселя я считал своим лучшим другом.
Моя мать происходила из семьи, в которой росли пять девочек и два мальчика. Четыре девочки были родными сестрами, а младшая и два мальчика – сводными. Старшую сестру, Ханну, ее муж отослал из своего дома, и с тех пор о ней никто не слышал. Следующей по возрасту была Эмили, моя мать. Потом шла Хэрриет, которая вышла за хозяина большой фермы в Кентаке, почти за пятнадцать миль от нас. Затем Элизабет, вышедшая замуж за дядю Акселя. Я не знаю, где жили мои сводные тетя Лилиан и дядя Томас, но второй мой сводный дядя, Энгус Мортон, владел фермой рядом с нами. Граница между нашими землями тянулась примерно на милю. Это очень раздражало моего отца, потому что не было ни одного вопроса, по которому он бы сходился во мнениях с дядей Энгусом. Дочь дяди Энгуса, Розалинда, приходилась мне, как я уже говорил, двоюродной сестрой.
Вэкнак был самой большой фермой в округе. Но фермерские хозяйства везде велись примерно одинаково. Все они продолжали разрастаться, потому что устойчивость форм животных и растений из года в год повышалась, а это побуждало к расширению владений. Каждый год валили деревья, расчищали землю и распахивали новые поля. Каждый год у леса отбирали все новые участки, и в конце концов вся округа стала выглядеть так же, как и давно освоенные земли на востоке. Говорили, что теперь даже в Риго без карты знают, где находится Вэкнак.
Короче говоря, я жил на самой процветающей ферме в самом процветающем округе. Но в возрасте десяти лет я это мало ценил. Наша ферма представлялась мне местом чересчур беспокойным, где работы, казалось, всегда больше, чем людей, и надо принимать специальные меры, чтобы от нее уберечься.
В тот вечер я ухитрился скрываться до тех пор, пока привычные звуки не известили меня, что приближается время трапезы и мне можно показаться на людях без опаски.
Я побродил по двору, посмотрел, как распрягают и выводят коней. Наконец колокол на конюшне прогудел два раза. Двери открылись, люди высыпали во двор и направились к кухне. Я пошел со всеми вместе. Прямо напротив двери красовалось предостережение: «НЕ ПРОГЛЯДИ МУТАНТА!», но оно было слишком привычным, чтобы обращать на него внимание. Меня в тот момент занимал исключительно запах еды.