Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер
Шрифт:
Куколка
Пролог
«Я не страдаю узостью воображения. Но есть вещи, которые мне сложно представить. День, когда меня не будет. Честного чиновника. Аксиоматику Ференца-Кантора. Планету Исхода — гипотетическую прародину всех рас, вечный предмет спора философов и историков. С первопланетой сложнее всего. В ее пользу говорит сходство нашего облика. Но эволюционный путь помпилианцев и, скажем, брамайнов лежит даже не в разных плоскостях — в разных системах понятий.
Меньше, чем ничто.
Одно-единственное слово, из которого, как росток из семени, восстала сотня языков? Мне проще вообразить, как эта уйма языков в конце времен сойдется в одном-единственном слове. Финал дается легче, нежели старт. Так человек не помнит миг рождения. Он не запоминает и миг смерти, зато не раз представляет себе его.
Смущает только древний иероглиф, обозначавший антиса. Точка, откуда начинается множество дорог. Или это все-таки множество дорог сходится в точку?»
Звезды — удивительные существа.
Если любоваться ими, сидя в уютных шезлонгах, выставленных на лужайке перед домом, хлебнув глоточек тутовой водки, вдыхая запах маринада, пропитавшего курятину, уже готовую подрумяниться на шпажках, и наслаждаясь теплым вечером — звезды кажутся милыми котятами. Они прелестны и кокетливы, как девочки, едва вошедшие в ту сладостную пору, когда тело пахнет не молоком, а жасмином. Их хочется сравнить с бриллиантовыми гвоздиками, дырочками в бархатном покрывале небес, взглядами ангелов — поэты сходят с ума, живописцы безумствуют, еще глоточек водки, и тайна раскроется во всем великолепии.
Для туриста звезды — названия. Альфа Паука, Бета Змеи, Лямбда Малой Колесницы. Предостережения: на планетах типа Китты рекомендуется носить темные очки, а под лучами двойного светила Йездана-Дасты — трижды в день закапывать в глаза цилокарпин. Голос информателлы: «На трассе в районе Слоновьей Головы зафиксирована активность флуктуации… в маршрут внесены коррективы…» Турист ступает по звездам, как обыватель — по булыжникам древней мостовой, редко глядя под ноги: шаг, другой, десятый, хлебнем водочки, зажуем зеленым лучком, и пошли дальше.
Если взять энциклопедический инфокристалл и набрать в меню поиска «Звезда» — водород, углерод и гелий, карлики и гиганты, ядро и корона, диаграмма Кресса-Реншпрунга, предел Чандраманьи, спектральные классы и метод параллакса убьют романтику наповал. Бриллиантовые гвоздики обратятся в ржавые шурупы. Они ввинтятся в ваш трепещущий мозг. Взгляды ангелов иссохнут, став препаратом в лаборатории. Котята разбегутся, жасмин сменится формалином. Астрофизики покажут Мирозданию «козу», следующий глоточек, водка приятно обжигает рот, и скорее прочь отсюда.
Звезды же сидят на черной лужайке космоса, в креслах-качалках, попивают мятный ликер и смеются над попытками разглядеть их истинную сущность. Потому что издалека ничего не видно. А вблизи никто не может смотреть на звезду, не моргая.
Так или примерно так рассуждал один лысый щеголь в шортах и рубахе навыпуск. Он коротал вечерок под двумя лунами, любовался быстро темнеющим небом и был склонен к философии.
—
Лысый покраснел.
Пряча смущение, он встал из шезлонга и отправился бродить по веранде, где на стене дома были развешаны куклы-марионетки. Разглядывая кукол, он делал вид, что пропустил вопрос мимо ушей. И вообще, риторические вопросы ответа не требуют.
— Ясно, — кивнул седой. — Котята, девочки, информателла, препарат, формалин. Целая жизнь в пяти словах: от начала до конца. Так что же такое звезды?
Лысый щеголь снял с крючка марионетку, изображавшую широкоплечего красавца-блондина. Куклу следовало бы нарядить в шелк и бархат, украсив голову пышным тюрбаном, а ноги — туфлями с пряжками. Вместо этого кукольных дел мастер заставил блондина довольствоваться синей робой и мешковатыми штанами — одеждой тюремного сидельца или обитателя психлечебницы.
Марионетка вяло болталась на нитях. Безвольная и пассивная, она даже от ветра колыхалась, словно тряпка. Казалось, возьмись лысый за вагу — и он не сумеет влить в куклу эликсир жизни. Ну, шажок. Ну, механический жест. Ну, присядем на ступенечку.
Финита ля комедия.
Где-то в местах крепления нитей крылся дефект.
— Искушение, — тихо сказал кукольник в шортах. — Звезды — великое искушение. Никогда не знаешь, на что даешь согласие, приближаясь к ним.
Над озером, невидимым отсюда, встал туман. Зыбкие пряди тянулись во все стороны: так овсяный кисель, разлитый по столу, стекает за край. Белесая дымка заволокла деревья, обвитые лианами тунбергии. Оранжево-алые цветы еле-еле виднелись сквозь газовую вуаль. Колыхались сонные поля арахиса. Острые иглы кактусов жалили призрачную плоть вечера. Расплавились очертания холмов вдалеке — там, где располагался космопорт. Заволновался маленький тапирчик, привязанный к изгороди.
Но вскоре успокоился, лишь изредка фыркая.
Утром здесь останутся два цвета: голубой и розовый. А сейчас туман спешил взять свое, урвать кусочек от позднего очарования. Лужайка перед домом, свободная от испарений, плыла по мерцающим волнам.
Островок, сорвавшийся с якоря.
— Дай мне уником, — велела женщина.
Третья обитательница островка, не считая кукол, бойкая толстуха, она трудилась у вкопанного в землю стола. Столешница была завалена грудой продуктов: грибы, баклажаны, сладкий перец, лук, чеснок, зелень, сельдерей — и острый нож рубил это добро, как выражался лысый, «в мелкое какаду».
Чувствовалось, что хозяйка далека от звездных проблем.
— Запросто, — лысый щеголь достал из кармана шортов свой уником. — Лови!
Он взмахнул рукой и расхохотался, когда хозяйка дернулась, чтобы поймать приборчик. Ответный взгляд женщины превратил хохот в смущенный кашель. Стесняясь мальчишеской выходки, кукольник спустился с веранды, подошел к столу и с поклоном отдал уником.
— Ну, извини, — пробормотал он. — Фелиция, душенька! Неужели ты предпочитаешь жить с глубоким старцем? Вместо шуток — анализ мочи, вместо тутовой — обезжиренное молочко. Вместо здорового секса двух умудренных опытом людей — …