Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер
Шрифт:
– Я знаю, – кивнул банкир. – На Террафиме.
– Уже нет. Не думаю, что вы решитесь на физическую ликвидацию профессора. Если раньше не решились, то сейчас и подавно. Но на всякий случай Антоний отослал Штильнера в безопасное место.
– Я знаю. На Квинтилис, в резиденцию вашего отца.
Удар был нанесен без промаха. Юлии с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие. Планы и интриги – на этом поле трудно, практически невозможно тягаться с гематрами. Особенно если у гематра за
– На Квинтилисе, мар Шармаль, вам его не достать.
– Я знаю. Я не намерен его доставать. Поздно.
– В каком смысле? – повторила Юлия.
Воображению живо представилась ужасная картина. Мертвый профессор на полу отцовского кабинета. Мертвый профессор на стуле в лаборатории. Мертвый профессор в холле гостиницы. Короче, куда ни глянь, везде мертвый профессор.
Поздно…
– Господин Штильнер опубликовал свой метод. Перед отлетом на Террафиму он выслал материалы в «Биофизику и биохимию клетки», научный журнал АНЛ. Главный редактор подумал и решил рискнуть. Параллельно Штильнер подал заявку на изобретение в бюро патентов.
– И никого не смутила его репутация?
– Смутила. Но Академия наук Лиги хочет сменить в журнале главного редактора. Нынешнему терять нечего, он пошел ва-банк. В случае подтверждения он останется в редакторском кресле пожизненно. Кстати, граф Мальцов дал интервью «SNN», где изложил свое видение ситуации с центром «Грядущее». Нет смысла сопротивляться. Я забираю внуков. Мне достаточно.
– Значит…
Юлия по-мужски протянула банкиру руку.
– Прощайте, мар Шармаль.
– Прощайте, госпожа Руф.
Банкир наклонился и коснулся холодными губами руки помпилианки.
– Давид, Джессика, – спел голем от дверей. – Вставайте, мы уходим.
Рыжие близнецы не пошевелились.
– Значит, мы теперь свободны? – спросил Давид.
– Да, – ответил дед.
– Совсем-совсем? – уточнила дотошная Джессика.
– Да, – подтверила Юлия.
– Тогда мы остаемся с госпожой Руф. Как свободные люди.
Впервые Юлия пожалела, что не родилась гематрийкой. Наверное, она потеряла лицо. То самое лицо, на котором отразилась целая гамма чувств. Пытаясь скрыть смятение, она отвернулась к зеркалу и сделала вид, что поправляет растрепавшиеся волосы.
– Вы летите со мной, – без выражения произнес Лука Шармаль. – Вы несовершеннолетние. Вы под моей опекой.
– Выходит, – хором ответили близнецы, – мы не совсем свободны? Ты обманул нас, дедушка.
Банкир промолчал.
– Мы остаемся с госпожой Руф, – голос девочки очень напоминал голос деда: сухой, взрослый и деловитый. – Иначе тебе придется прятать нас от всех до самого
– Это шантаж?
Давид обнял сестру за плечи.
– Мы потребуем передачи нас под опеку отца, – без лишних пояснений чувствовалось: мальчик говорит о профессоре Штильнере, ранее упомянутом в разговоре. – Генетическая экспертиза подтвердит наше родство. Ты проиграешь суд, дедушка. Вероятность – 78%.
– 79%, – поправила Джессика.
– Вы ошиблись, – подвел итог Шармаль-старший. – Вы оба ошиблись. Вероятность – 80,6%. Когда подрастете, вы поймете, где допустили ошибку. Зачем вам надо быть рядом с госпожой Руф?
– Она станет искать Лючано Борготту. Мы хотим помочь.
Если кто-то и чувствовал себя здесь лишним, так это Юлия Руф. Ее мнения не спрашивали, ее позицией не интересовались. И самое нелепое – она знала, что не откажет детям. Провалиться «Герсилии» в черную дыру, если откажет!
Лука Шармаль смотрел на внуков. На ублюдков, как сказал однажды его сын Айзек. На детей, родившихся похожими на деда, как обещала его дочь Эмилия. Спор сына и дочери закончился вничью: дочь в могиле, сын в богадельне. Оба за скобками. Продолжать спор дальше? С теми участниками, кто еще в состоянии спорить?
Лицо банкира ничего не выражало. Выжженная земля, не лицо. Есть смешные формулы. Есть драматичные теоремы. Есть трагические аксиомы. Есть уравнения-фарсы.
Бывает убийственная математика.
– Эдам, – сказал банкир, – ты будешь сопровождать моих внуков.
– Да, хозяин, – спел голем.
– Азат! Посмотри на него!
Михрянец по имени Азат внимательней пригляделся к чужаку, представившемуся как Лючано Борготта. Глаза его расширились, он охнул и отпрыгнул назад. Пальцы Азата нервно сжались в кулаки. В крепкие, увесистые кулаки, обтянутые металлизированной тканью перчаток.
Во время физического конфликта прикосновение к чужой крови дозволено для Хозяев Огня. Но Азат с приятелями на всякий случай заранее надели перчатки. Убежденность в пользе реформизма странным образом уживалась в них с щепетильностью закоренелых ортодоксов.
– Модификант!
– А говорил: невропаст! Шпион!
Из-под коротких рукавов летней рубашки на предплечья чужака выползали змеи. Татуировка росла, бугрилась, словно экзо-мускулатура. В распахнутом вороте виднелась татуированная грудь. Минуту назад на коже не имелось ничего, кроме редких волос. Вот серпенты перебрались на шею, особо шустрая змейка захлестнула подбородок, лизнула жалом губы Лючано…