Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер
Шрифт:
Соваться под «брюхо» платформы парень с лопатой не решился. Пока он ее обегал, Тарталья выкатился с другой стороны, встал на ноги и ринулся вперед, неумело, но решительно размахивая трубой с единственной целью: напугать врага, не дать опомниться, перехватить инициативу…
За спиной охнула брамайни.
Сумасшедшим натиском, словно штурмовал крепость, Лючано отогнал парня шагов на пять и поспешно обернулся. Он увидел Сунгхари — женщина как раз прыгала с рабовозки на булыжник площади, на ходу сдергивая браслет энергоприемника
А еще увидел, как кол второго парня обрушился на пульт управления.
Вспышка, треск, и платформа начала оседать.
Смотреть дальше у Лючано не было возможности. Парень с лопатой перешел в контратаку, и оба окунулись в смертельно опасный лязг металла. «Лопатника» обуяла ярость одержимого: рык клокочет в горле, глаза налиты кровью, изо рта — кислая вонь. Плечо густо измазано ржавчиной: видимо, труба приложилась, и не раз — а он и не заметил.
«Ты выглядишь не лучше, дружок…»
Занося лопату, туземец что-то крикнул.
— Да!
Почему брамайни завопила «да», как если бы отвечала на очередной вопрос, осталось загадкой. Главным было другое: в истошном, надрывном «да» даже для глухого звучало:
«Берегись!»
Крик Сунгхари спас его.
Тарталья отмахнулся не глядя, прянул в сторону и упал на четвереньки, вскользь получив колом по бедру. Булыжник разодрал ему и штаны, и колени, и кулак, в котором была зажата труба. Не удержав равновесия, он продолжил падение, завалившись на бок, откатился в сторону, быстро вскочил — и решил, что в целом легко отделался.
Теперь, когда против него двое разъяренных братьев, оставался единственный путь к спасению: бежать.
«Авось снова не догонят…»
Взревев, Лючано крутнул над головой трубу, заставив парней отшатнуться. Сейчас он, цивилизованный невропаст, человек искусства, богема, был дик во сто крат больше, нежели туземцы с забытой небом и Галактической Лигой варварской планеты. Дикость опьяняла, кружила голову, толкала на безумные поступки.
Но быть диким не значит быть идиотом.
Поэтому, воспользовавшись моментом, он припустил наутек.
«Ты не хочешь попросить у них троекратного разрешения на коррекцию? — озабоченно, на полном серьезе поинтересовался маэстро Карл. — Это помогло бы тебе разрулить ситуацию…»
Попадись маэстро на дороге, Лючано убил бы его без всяких угрызений совести.
За спиной грохотали по мостовой каблуки парней и хрипели две надсаженные глотки. Рядом, бок о бок, мчалась легконогая брамайни. Но и она задыхалась, всхрапывая на бегу, будто загнанная лошадь. Слыша храп, хрип и топот, Лючано внезапно сообразил, что колокольный набат смолк. И смолк по меньшей мере минуту назад.
Это значило…
«Чтоб вы все сдохли с вашими колоколами!»
…это значило, что вот-вот объявится бородач с обрезом!
— Сунгхари, наддай!
Повторять дважды не пришлось. Брамайни через плечо запустила в преследователей вторым энергобраслетом
На сей раз они бежали по знакомой улице, стремясь к повороту, где на мостовой валялся опрокинутый экипаж с мертвым кучером. Там, за углом, начиналась грунтовка, выводя за город, в степь, к морю и десантным ботам.
Над головой с каким-то запредельным визгом, переходящим в ультразвук, от которого заломило зубы, как от ледяной воды, пронеслась тень. Хищная крылатая тень. Тарталья на бегу вывернул шею, ловя силуэт взглядом. Если туземцы, несмотря ни на что, освоили воздушное пространство… если им на подмогу прилетел убогий, примитивный, но вооруженный аэроплан с пилотом, горящим жаждой мести…
Нет!
Он даже не успел обругать себя за тупость: примитивные аэропланы не издают таких пронзительных звуков при полете. Он обрадоваться и то не успел: все силы отнимал бег. Но увиденная картина была лучшей из всего, что попадалось Тарталье на глаза за сорок с лишним лет его жизни.
Возле купола храма разворачивался легкий всестихийник «Вихрь».
Серебряная запятая.
Скажи кто-нибудь день назад рабу Лючано Борготте, что он будет рад явлению помпилианцев — ни за что бы не поверил! А вот поди ж ты…
Он остановился как вкопанный.
Рядом, приплясывая от возбуждения, пыхтела Сунгхари.
Парни, когда всестихийник промчался над ними, обдав безумным визгом и волной упругого воздуха, в испуге присели, обхватив затылки руками. Но их ошеломление прошло в считаные секунды. После гексаграммы «жаб», парящей в небе, после площади, заваленной телами соотечественников, и платформы, собирающей «урожай», братьев трудно было чем-либо пронять всерьез.
Вполглаза косясь на Лючано с Сунгхари, подобрав брошенное ранее «оружие», они наблюдали за маневрами диковинного летательного аппарата. И явно прикидывали, что лучше: продолжить погоню, самим спасаться бегством — или совершить попытку нападения на экипаж «Вихря», если тот сядет.
Свое братья отбоялись и спуску незваным пришельцам давать не собирались.
Кол да лопата готовились к бою.
«Смешно? — спросил Добряк Гишер и, не дожидаясь ответа, сам подвел итог: — Нет, дружок, не смешно…»
Всестихийник сел перед ступенями храмовой лестницы, подняв вокруг себя облако пыли. Не глуша двигун, из машины выскочил Гай Октавиан Тумидус собственной персоной — собранный, деловитый, в военной форме без знаков различия. В руках он держал мощный лучевик «Пульсар» с подствольным микроплазматором.
Любимая пушка «черных беретов».
Ручные «жаровни» и полис-разрядники отставной легат презирал, предпочитая серьезное, пускай и запретное для штатских оружие. За «Пульсар»-нелегал давали восемь лет каторги, и осужденный считал, что легко отделался.