Кукольник
Шрифт:
— Вы имеете в виду свои отношения с проституткой Дженнифер Гейз? — нанес первый удар Фергюсон.
Теренс Лоуренс поперхнулся, закашлялся и отставил бокал с вином в сторону.
— Совершенно верно, господин лейтенант, — не моргнув глазом, кивнул Джонатан. — Именно эти отношения я и имею в виду. Однако позже я снова приехал, чтобы убедить Дженнифер бросить это ремесло и заняться чем-нибудь более достойным юной девушки.
— Это в тот день, когда она села в ваш экипаж? — глядя в
— Она не садилась в мой экипаж, господин лейтенант, — мягко возразил Джонатан.
— Она села в ваш экипаж в день своей смерти, — улыбнулся Фергюсон. — И у меня есть тому свидетель.
— Интересно, — улыбнулся Джонатан. — И кто же это?
Теренс Лоуренс наблюдал за этой словесной дуэлью с вытаращенными глазами, ничего не понимая.
— Возница Артура Мидлтона, — напряженно подался вперед Фергюсон.
— Джонатан, это правда? — с ужасом в голосе спросил Теренс Лоуренс. — Тебя же арестуют!
— Успокойтесь, дядюшка, у нас не Европа, — поднял изящную кисть вверх Джонатан и тут же повернулся к лейтенанту. — Если я не ошибаюсь, возница Артура — черный?
— Ну и что? — нахмурился Фергюсон.
Джонатан Лоуренс расслабленно раскинулся в кресле и, прикрыв глаза, почти дословно процитировал:
— Ни один раб не может быть стороной в гражданском иске или являться свидетелем в гражданском или уголовном процессе против любого белого человека. Не знаю, как там у вас в Луизиане, а у нас об этом гласит статья шестнадцать Кодекса, насколько я помню.
Фергюсон мысленно чертыхнулся.
— Как это негр не может быть свидетелем? — оторопел Теренс Лоуренс.
— Подтвердите, господин лейтенант, — улыбнулся Джонатан.
Фергюсон мрачно кивнул. Единственный его шанс раскрыть убийство — застать мальчишку врасплох — таял на глазах.
— Но ведь и ваш возница — черный? — внезапно осенила его новая мысль.
— Да.
Фергюсон сосредоточенно задумался. Он уже понимал, что пока ему придется довольствоваться тем, что есть, но, если черного удастся расколоть, могут появиться и настоящие улики, уже против хозяина.
— Тогда вы должны понимать, что если раб Мидлтонов подтвердит, что видел вашего раба, это будет иметь полную юридическую силу.
— Совершенно верно, господин лейтенант, — улыбнулся Джонатан. — Вы поразительно осведомлены в нашем законодательстве.
Фергюсон тяжело поднялся с кресла.
— Тогда я должен допросить вашего раба, и будьте любезны предоставить мне эту возможность.
Платон Абрахам Блэкхилл, рост шесть футов два дюйма, вес двести сорок фунтов, без особых примет, был арестован спустя два часа после допроса.
Поскольку это страшное преступление
И вот тут начались проблемы. Единственный свидетель похищения проститутки напрочь отказался давать показания против Платона Блэкхилла.
— Я их господина сразу узнал, он возле коляски стоял, — упрямо твердил раб, — а этого ниггера я вообще в первый раз вижу.
— Но ты должен был его видеть! — возмутился Фергюсон. — Он же на козлах к тебе лицом сидел! Приглядись!
Свидетель тщательно вгляделся и снова покачал головой.
— Нет, не видел. Сэра Лоуренса видел, а этого ниггера — нет.
Лейтенант кивнул констеблю, и негров растащили по разным камерам, а спустя час или около того, изрядно помятых и утирающих рубахами кровь с черных грубых лиц, снова привели на допрос.
— Ну что, вспомнил? — повернулся к свидетелю Фергюсон.
— Вспомнил, — всхлипнул тот.
— Теперь — ты, — повернулся лейтенант к Блэкхиллу. — Где спрятаны орудия убийства? Кто помогал? Кто придумал для нее эту позу? Джонатан Лоуренс или Джудит Вашингтон?
Платон сосредоточенно глядел Фергюсону в глаза.
— Я — простой бедный ниггер, масса полицейский. И я не понимаю, о чем вы говорите. Отпустите меня домой, масса полицейский. К моему доброму господину…
— Я тебе одно могу обещать, Блэкхилл, — язвительно скривился Фергюсон. — Лично ты отсюда не выйдешь никогда. И выбор у тебя — между виселицей и пожизненным заключением. Хоть это ты понимаешь?
— Это я понимаю, масса полицейский, — спокойно кивнул негр. — А другие ваши вопросы — нет.
— В камеру, — мрачно распорядился Фергюсон. — И на этот раз не щадить.
Платона Абрахама Блэкхилла продержали в самой сырой и холодной камере, какую только нашли в Новом Орлеане, четыре месяца. И каждый божий день специально назначенный для этого Фергюсоном констебль навещал ниггера и простым, доступным языком объяснял, что хозяина покрывать не надо, что никуда и никогда он отсюда не выйдет и что единственный его шанс прекратить мучения — это быть честным и правдивым с господами полицейскими. Но один день сменялся другим, а следствие не продвигалось ни на йоту.