Кукольник

Белов Андрей

– Поймите, это для вашего же блага.

– И даже снаружи?

– Разве можно расстраивать детей? У них и без того мало развлечений.

– Все ясно! Вы с ним сговорились.

– Какая разница, кто с кем сговорился, когда речь идет о спасении заблудшей души, не имеющей возможности самостоятельно избавиться от уныния?

– Хорошо. Раз выбора у меня нет, я, пожалуй, соглашусь. Значит, до завтра?

– Да, до завтра. Встретимся на похоронах.

Несмотря на полное отсутствие настроения выступать перед публикой, пусть та и была немногочисленной, Октавио

поднялся с колен, расправил полы камзола и направился к выходу. Как ни крути, а в словах падре Антонио просматривалась четкая логика: дядюшке Пио уже ничем не поможешь, зато его дело может жить вечно, если не сидеть сложа руки, тупо уставившись на распятие.

– Добрый вечер! – поприветствовал гостя счастливый прихожанин, кивнув в сторону своих малолетних чад, сгрудившись возле калитки. – Вас давно заждались!

– Вижу, – слетело со слегка улыбающихся губ. – Мне кажется, сюда следует позвать остальную детвору.

– Непременно позовем! Вы, главное, в дом скорее заходите. Ужин на столе стынет.

– Давайте, мы проводим! – наперебой затараторили дети, тут же окружив Октавио плотным кольцом.

– Ну-ка, живо угомонились! – громко гаркнул прихожанин, пытаясь оградить гостя от назойливой своры оголтелых негодников, однако тот начал гладить каждого по головке, тем самым показывая, что подобное поведение ему доставляет только радость.

В результате вечер удался на славу, принеся всем массу положительных эмоций и незабываемых впечатлений, включая виновника торжества, избавившегося от душевных терзаний задолго до погружения в мир сновидений. Не посетили его тяжелые мысли и утром, лишний раз доказав справедливость суждений по поводу поразительной способности священнослужителей излечивать любые сердечные раны.

– Просыпайтесь, сеньор! – еле слышно произнес маленький, но очень бойкий мальчуган, который во время представления изъявил желание тоже стать артистом кукольного театра. – За вами пришел падре Антонио.

– Спасибо, – сладко потянулся Октавио. – Правда, я уже не сплю. Здешние петухи настолько крикливые, что могут мертвого из могилы поднять.

– Вы возьмете меня с собой?

– Извини, приятель, но нет.

– Почему?

– Тебе еще рано отправляться в странствия. К тому же сперва стоит спросить разрешения у твоих родителей.

– Может, не спрашивать? Нам ведь наверняка ответят отказом. Предлагаю просто взять да и убежать!

– Ничего не выйдет. Нас тут же догонят.

– Так мы помчим во весь опор!

– Все равно догонят.

До боли знакомая ситуация мигом породила на лице Октавио довольную ухмылку. Не иначе как он достиг уровня мастерства дядюшки Пио и теперь к нему самому начали набиваться в ученики.

– Приятно слышать ваш бодрый голос, – прервал беседу прихожанин, отвесив сынишке звонкий подзатыльник. – А ты перестань приставать к гостю со всякой ерундой. Лучше сходи за его выглаженным камзолом и начищенными сапогами.

– Слушаюсь, отец!

– Зря вы так.

– Отнюдь. Этот мелкий прохвост постоянно норовит улизнуть из дома и лишь рукоприкладство ограждают мою семью от невосполнимой потери.

Когда

падре Антонио увидел Октавио, то не поверил своим глазам. Вместо бледного и осунувшегося бедолаги перед ним стоял розовощекий и подтянутый мужчина, коему было в самую пору отправляться на свидание с какой-нибудь знатной особой.

– Вас прямо не узнать, – непроизвольно вырвалось из его груди, вопреки данному обету избегать бурного проявления чувств. – Не хватает только шляпы и трости.

– Все благодаря вам, отче, – раздалось через секунду одновременно с низким поклоном, означающим искреннюю признательность за оказанную помощь. – А трость со шляпой лежат у меня в повозке.

– Что ж, тогда пройдемте к ней, чтобы на похоронах вы выглядели еще солиднее.

Пока Октавио предавался отдыху, во дворе церкви произошли существенные изменения. Во-первых, там появилось много венков, украшенных, как и полагается, черными ленточками; во-вторых, возле дверей кто-то из прихожан поставил телегу, запряженную двумя гнедыми жеребцами, чьи челюсти безостановочно пережевывали сочную зеленую траву, наваленную заботливым хозяином прямо под их мордами; и в-третьих, вокруг толпился десяток-другой местных жителей – видимо, согнанных настоятелем для последующей организации траурной процессии, что являлось укоренившейся традицией, которую обязан был соблюдать каждый уважающий себя верующий.

– У нас все готово! – выкрикнул плечистый малый, прервав порученное ему задание распутать два мотка веревки. – Осталось вынести гроб, погрузить его на телегу – и можно выдвигаться.

Приняв слова товарища за команду, от толпы отделились еще три здоровяка, однако Октавио поспешил внести кое-какие уточнения:

– Я тоже хочу в этом участвовать.

– Как вам будет угодно, – произнес падре Антонио, указав рукой на повозку. – Забирайте ваш головной убор и трость, а потом проходите внутрь святилища.

Спустя пару минут члены траурной процессии расхватали венки, выстроились позади телеги и неспешно двинулись в сторону кладбища, стараясь разговаривать как можно тише, дабы не потревожить сон покойника, поскольку это грозило ужасными последствиями. Довольно глупое суеверие, не имеющее ничего общего с истинным положением вещей относительно реакции мертвого тела на внешние раздражители. Тем не менее, мало кому хватало смелости доказать обратное посредством повышения тона. И все потому, что суеверия шли рука об руку с традициями, неминуемо обретая свойства постулатов, не подлежащих сомнению.

Воспользовавшись правами организатора похорон, падре Антонио шествовал впереди, удерживая жеребцов за уздцы. В свою очередь, Октавио прижимался вплотную к телеге, внимательно следя за тем, чтобы при наезде на кочку с глаз дядюшки Пио случайно не соскочили монетки. Еще он без остановки повторял про себя прощальную речь, сочиненную им в промежутках между молитвами и причитаниями.

– Почти добрались, – сообщил плечистый малый, заприметив вдали покосившиеся кресты, средь которых мелькали фигуры чумазых землекопов. – Надеюсь, эти чертовы пьянчуги закончили работу.