Кукольное тело
Шрифт:
— О, я помню его улыбку! Весёлый был мальчишка. Его глаза так и блестели от радости, когда он раздавал нуждающимся муку и рис, помогал найти работу и зорко следил за тем, чтобы казна города распределялась благоразумно. Но его дядя вместе со своим сыном были слишком жадными. Он нашёл Эгана и потребовал от него избавиться от доброго юноши.
Пока старик говорил, драконы столпились вокруг: ящеры положили головы на когтистые лапы, а те, кто принял человеческий облик, расселись полукругом. Горящие костры играли бликами на чешуе и отражались в глубоких глазах, подёрнутых печалью… Женщины
Люди боялись драконов, а не самих себя. Они искали ящеров, а не самих себя. И наконец нашли… Драконов, но не себя. Тысячу лет назад люди обнаружили наш подземный Чаган, который мы отстроили собственными руками и который стал нашим вторым домом. Драконы сражались храбро, но люди истребляли их одного за другим… Это была не битва, это была самая настоящая бойня. Сын одной худощавой женщины с крючковатым носом спрятался от страха в угол. Там его и забили. Вилами. Женщина кричала так, что люди глохли.
— Как же кричала его мать… — покачал головой старик.
— Это же была… Эта Малони, да? — спросил мальчик.
— Да, — старик кивнул. — Не выдержав боли, она поклялась истребить всё живое. Её ненависть стала её ядом. Слюни драконов и так ядовиты, но она стала самым ядовитым драконом… Первым отравленным был Эган — виновник кровавой бойни, дракон, использованный людьми. Наш глава выжил, но уснул на несколько веков. А Малони исчезла. До меня потом дошли слухи, что она начала травить людей, вернувшись в наземный Чаган.
В подземном Чаганом стояла духота, потому что вeтра, залетающего в пустые глазницы земли, было недостаточно. Ещё казалось, что из-за рассказа старика сюда пришли призраки прошлого: погибшие люди и драконы, виноватые и нет… Каждый хотел рассказать свою правду.
Притихшие драконы зашептались:
— Как вспомню, так страшно становится…
— Глупые люди.
— И не говори.
— Но не все же глупые! Есть и умные, и добрые!
— Но их так мало!
— Люди сами себя ломают, а обвиняют драконов!
— И не говори…
— Не все!
— Но большинство!
— Меня люди тогда ослепили. Я лучше умру, но не исполню больше ни одного человеческого желания! — воскликнул один безглазый дракон, находившийся в человеческом обличье.
— Странно, а меня один баша тогда пощадил… — нахмурился другой, вспоминая события минувших лет. — Наверное, его родители были добрыми и хорошо его воспитали.
— Зато другого воспитали плохо! Помнишь, как он спилил рога Полуночному! — отрезал второй.
Драконы притихли. Все вспомнили…
…Чёрного ящера. Никто никогда не видел его человеческого обличья. И, поскольку испокон веков власть переодевалась по мужской линии, то этого дракона тоже стали считать самцом и прозвали
Отец тогда, на бойне, так стремился защитить всех своих детей, что метался по улицам, откидывая то одного человека, то второго, то третьего, но никого ни разу даже не укусив. Но он был повержен подлым ударом в спину: один человек, баша, ловко всадил нож прямо между чешуек. Отец потерял сознание от боли. Этот же баша и спилил его рога. Когда отец очнулся, то завыл от боли и уполз в кусты. Больше его никто никогда не видел…
Бойню люди потом прозвали Кровавой, но вовсе не из-за погибших драконов, у которых не было крови, а из-за павших людей: некоторые умирали случайно, упав со скал, а некоторых убивали разъярённые ящеры… С тех пор много воды утекло. Много появилось разных слухов. Никто уже теперь не знает, кто был прав, а кто виноват. Драконы, вынужденные исполнять любые желания, или люди, которые не думают о последствиях своих желаний?
— Я успел тогда, в этой суматохе, украсть рога. Потом я спрятал их в его же храме, отстроенном людьми уже после смерти нашего отца, — добавил старик. — Они и по сей день приходят туда загадывать желания. Как же эти двулично!
— Почему на таком видном месте? — удивился мальчик.
— Если хочешь что-то спрятать, спрячь его как раз на видном месте! — назидательно произнёс старик.
— А что было дальше? — спросил любопытный дракончик.
— Драконы, выжившие после бойни, были вынуждены уйти ещё ниже, по другим древним рукавам Белой реки. Так появился ещё более глубокий Чаган, о котором люди никогда не должны больше узнать. С тех пор так тут и живём.
— А погибшие? — всё никак не унимался мальчик.
— А тела погибших драконов стали пылью. Она так и лежит там, повыше, в брошенном нами поземном городе. Слышал, туда люди до сих пор спускаются из самого верхнего Чагана. Всё, пестрёнок! Больше мне нечего тебе рассказать. Ступай!
— Спасибо, господин!
Старик кивнул и снова стал ворошить прутом угли. Мальчик встал, размял затёкшую спину и подумал: «И всё-таки я не понял… Кто большее зло: драконы или люди? Недавно я видел двоих людей в заброшенном Чагане. С ними ещё была какая-то больная женщина… Она постоянно чавкала и пыталась их укусить, но они о ней заботились, даже упасть не давали… А что, если глава Эган снова ошибается? Надо, наверное, проверить! И Лали надо найти…».
Мальчик побежал из поселения, приминая босыми ногами сухую траву.
— Сынок, ты куда? — крикнула ему вслед одна женщина. — Ты же только недавно вернулся из своего путешествия в Кастис!
— Мама, я скоро вернусь! — крикнул мальчик в ответ.
Свечи трещали: это горела пыль, попадая в огонь. На стенах каменного холодного дома прыгали тени людей. Мать Тиома пришла в себя. Смотря на сына затуманенными глазами, она всё пыталась понять, что он делает, а Мэт пытался привести в чувства Дина, тормоша его за грудки. Наконец баша очнулся. Увидев обеспокоенное лицо Мэта, он сел, потёр шею и спросил: