Кукольный загробный мир
Шрифт:
Кирилл Танилин был погружен в деформированные пространства неевклидовой геометрии, завораживающие своей математической красотой. Формулы проективных преобразований были не так уж и абстрактны, как показалось вначале. Линейные отношения координат неплохо укладывались по полочкам в голове. Кирилл никогда не зубрил формулы — он пытался понять их философскую суть, ведь за всяким нагромождением цифр стоял внутренний механизм со своими вращающимися шестеренками. Если поймешь закон вращения шестеренок — все, считай, ты освоил тему.
Танилин принялся рисовать
— Киря, к тебе снова друг пришел, — сказал из-за спины Костик. Старший брат от неожиданности вздрогнул: как это Костику удалось так бесшумно подкрасться, словно вынырнув из коллинеарного пространства соседней комнаты?
— Тот же самый?
— Не-е, другой, тот был серьезный, а этот лыбится как дурачок. Может, он правда дурачок?
Танилин честно хотел догадаться о ком речь, но не смог. Интрига нарастала, однако.
Едва Костик ретировался, в его комнате появился Парадов. Он действительно чего-то улыбался и был укутан во все шерстяное: теплые шерстяные трико с молнией, шерстяной свитер, в котором воротник комично напоминал собачий ошейник.
— Привет, зубрила!
— Давно уже с приветом, а с чего такая честь? — Кирилл недоумевал вполне искренне. Алексей находился у него в гостях второй раз в жизни, хотя учатся они вместе с самого первого класса.
— Ну, во-первых, с недавнего времени мы вроде как нечужие люди. Соображаешь, о чем я?
— А… Триумвират +, который скоро захватит власть над миром.
— Напрасно иронизируешь, в нашей организации, в отличие от комсомола или той же КПСС, каждый член может смело назвать себя царем. Соображаешь? Я царь, ты царь, Клетчатый тоже царь, и Литарский царь. Все цари. Скажи, где еще удостоишься такой чести?
— Я не верю в свое чудесное везение… ущипнуть себя, что ли?
Парадов бегло осмотрел небогатое убранство комнаты, подошел к плакату группы «AccepT» и полминуты его разглядывал. Потом прокомментировал:
— Эти тоже на Хэлловин собрались?
— Рок-группа немецкая, у них вся жизнь как праздник, не сомневайся.
Во внешнем мире солнце медленно зашло за тучу, в комнате это отразилось преждевременными сумерками. Алексей бесцеремонно сел на ближайший стул:
— Наверняка сейчас голову ломаешь, зачем я приперся.
Кирилл из вежливости ничего не ответил, взял ручку и крутанул ее по столу. Совершив два оборота по лакированной поверхности, ручка указала своим металлическим чернильным наконечником гостю прямо в сердце. А тот беззаботно продолжал:
— Ты ведь хорошо рисуешь, правда?
— Ну…
— Не прибедняйся, Кикимора тебе постоянно пятерки по художке ставила. Да я и сам твои картины видел. Воочию, представляешь?
— Парадокс, скажи правду, к чему этот разговор?
Алексей наморщился, в результате чего фальшивая улыбка наконец-то спала с его лица.
— Вообще-то, правду я говорю только по великим праздникам, но для тебя, так и быть, сделаю исключение.
— Нет, нет и нет.
— Да не гони ты так, ничего криминального. Не настоящие банкноты, а сказочные. Вот представь, что все мы живем в какой-нибудь магической стране Вихряндия, что там может быть за валюта? Фаригейны, к примеру. Нарисуешь купюру с изображением драконов, замков, красиво оформишь… по-моему, этой дурью у нас кто-то года два назад занимался. Играли в карты на вымышленные деньги.
— Тебе-то это зачем, тоже в карты?
Алексей пересел с одного стула на другой, будто иная позиция в пространстве окажется более убедительной для его слов:
— Не тебе, а нам! Для дела! Короче… — он расстегнул молнию на принесенной с собой сумке и, как будто вопрос уже решен, выложил на стол пачку альбомных листов. — Нужно нарисовать несколько купюр в один фаригейн, чтоб замостить ими полный лист. Только гляди — на обратной стороне все должно совпадать, мы их потом ножницами будем резать. Купюры в пять фаригейнов сделаешь покрупнее, а в десять — вообще крупно. Понимаешь?
Кирилл недоуменно посмотрел на пустые альбомные листы, потом засмеялся. Вообще-то, смех — редкое свойство меланхолика, он им не наслаждается а, как щитом, отражает издевательства реальности.
— Парадокс, ты гипнозом, что ли, обладаешь? Любого другого я б послал по неустойчивому адресу, но тебе говорю — согласен. И даже не хочу сейчас знать, что ты задумал: пусть потом это будет для меня сюрпризом. Нарисую я твоих драконов, не переживай…
Алексей просиял лицом — причем, и в буквальном смысле тоже. Солнце выглянуло из-за тучи, шаловливо простирая лучи на все, что лежит по эту сторону окна. Он даже обнял своего сговорчивого одноклассника, сказав:
— Отлично! Ведь мы, многоклеточные, должны держаться вместе! Должны помогать друг другу, правда?
Последний перл просто вышибал сознание, не дав ему выдвинуть ни единого контраргумента.
На этой торжественной ноте Парадов по-джентельменски ушел, а Кирилл еще долго сидел, уткнув взор в пустые, ничего не выражающие листы, и думая: приходил ли он вообще? Танилин, как правило, приветствовал всякое явление, что вносило какое-то разнообразие в его скучную жизнь. К тому же, он давно ничего не рисовал, так почему бы не освежить свои художественные навыки?
Сопровождаемая примерно такими мыслями, была создана первая купюра достоинством в один фаригейн. Ее готический шрифт, похожий на множество заостренных копий, получился особенно удачно. Кирилл не удержался от искушения подписать меленькими буквами текст: «подделка данного казначейского билета карается по закону». На обратной стороне он изобразил заказанного дракона, поджигающего ветряную мельницу. Плетеная вязь по краям банкноты была почти копией арабского письма. Танилин полюбовался собственным творением. Кто знает, в сказочном мире, экспромтом придуманном Парадовым, за эту бумажку возможно бы убили.