Кукушка
Шрифт:
Жуга перешёл по мосту через маленький канал, остановился перед трёхэтажным строением красного кирпича. Здание было совершенно новым, сияло целенькими стёклами; на стенах ни щербинки от пули, ни следа от удара ядром.
Здесь помещался медицинский факультет Лейденского университета.
Жуга помешкал в нерешительности возле входа и вошёл. На мгновение задержал взгляд на двери, над которой в камне было выбито: «Hie locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae», и по лестнице поднялся на второй этаж, в аудиторию, откуда доносился негромкий гул голосов, сразу смолкший при его появлении. Травник поднялся на кафедру и оглядел собравшихся. Было их почти два десятка — он видел их на зачислении, беседовал с каждым, а списки и сейчас держал в руках, но всё равно никак не мог привыкнуть к своей
Высокий парень в очках на длинном носу шагнул ему навстречу и отвесил поклон:
— Все готово, господин Лис.
— Очень хорошо, Бенедикт. — Жуга кивнул. — В таком разе приступим к занятиям. — Он выпрямился. — Итак, добрый день, господа студенты! Позвольте именовать вас так, ибо вы были экзаменованы и признаны достойными учиться в нашем университете, который, я уверен, вскоре снискает себе всемирную славу. Вам выпала честь стать его первыми студентами, так сказать, in statu nascendi [117] . Вы выбрали для себя нелёгкую стезю. Позвольте представиться: моё имя — Якоб Фукс, и я буду преподавать вам искусство траволечения и составления лекарственных смесей. Не стану спорить с тем, что chirurgiae effectus inter omnes medicinae partes evidentissimus [118] , но я придерживаюсь мнения, что хирургии отведена роль ultima ratio — последнего средства. В остальных же случаях медикаментозное вмешательство не менее действенно и гораздо более щадяще. Целебная сила трав и растений…
117
В состоянии зарождения, в момент образования (лат.)
118
Результативность хирургии среди других отраслей медицины наиболее очевидна (лат.)
— Но ведь говорят: «Contra vim mortis non est medicamen in hortis» [119] , — подал реплику с места один из студентов — невысокого роста полноватый молодой человек с пушком на щеках и пробивающимися усиками. — Зачем травы, когда chirurgus curat manu armata [120] ?
— Chirurgus mente prius et oculis agat, quam armata manu [121] , — парировал Жуга. Он хмурился, хотя в глазах его плясали озорные чёртики. — Напомните мне ваше имя, любезнейший, — попросил он.
119
Против смерти нет лекарств в садах (лат.)
120
Хирург лечит вооруженной рукой (лат.)
121
Пусть хирург прежде действует умом и глазами, чем вооруженной рукой (лат.)
— Кристофель Монс. Я из Болсварда.
— Что ж, это весьма уважаемый город. Я вижу, вы знаете Салернский кодекс и сведущи в латыни — это похвально. А вот прерывать лектора, когда тот излагает свою мысль, — занятие неблагодарное.
— Но…
— Вы уже один раз допустили ошибку, поэтому извольте не перебивать меня. Или вы хотите занять моё место? Тогда милости прошу на кафедру. Нет? Тогда внимайте. Я знаю многочисленные случаи, когда хирург вынужден прибегать к помощи целебных трав. Скажем, у больного открытый перелом голени. Позвольте спросить, каковы будут ваши действия, мой дорогой сторонник ланцета и скальпеля?
— Э… — замялся студент, но потом нашёлся: — Я бы дал пострадавшему лауданум!
— А в каком количестве pro dosi?
— Э… пол-унции.
— Macte [122] ! — воскликнул травник. — А куда вы потом денете труп?
Аудитория разразилась хохотом. Кристофель Монс, пунцовый от смущения, неловко стоял и не знал, куда спрятать руки.
Худощавый
122
Прекрасно! (лат.)
— Эрнесто Линч де ла Серна к вашим услугам, — сказал тот, вставая и отвешивая короткий поклон. В том, как он это проделал, чувствовалась военная выправка. — Я хочу сказать, что лауданум дорог, навевает дурной сон и не всегда помогает. На каждого не рассчитаешь, сколько надо… В полевых условиях мы часто обходились водкой или винным спиртом — он тоже приглушает боль, правда может вызвать буйство.
Жуга смерил парнишку внимательным взглядом.
— Воевали? — спросил он.
Парень пожал плечами:
— Всякое бывало. Был моложе — выхаживал больных в лепрозории. Плавал судовым врачом. Потом был помощником полкового хирурга.
— Долго?
— Последние полгода.
— То есть почти всю осаду… Достойное занятие и хорошая практика! Die mihi lingua Latiaa, sodes [123] …
Парень покачал головой.
— Мне жаль, господин Фукс, — сказал он, — но я плохо знаю латынь.
— А вот это совершенно напрасно: invia est in medicina via sine lingua latina [124] . Но ничего страшного нет. Как я понимаю, вы испанец, а эти два языка довольно схожи. При надлежащем усердии изучить латынь вам не составит труда.
123
Скажи мне, пожалуйста, по-латыни… (лат.)
124
Непроходим в медицине путь без латинского языка (лат.)
— Папский прихвостень… — тихо, но отчётливо процедил сквозь зубы кто-то из студентов.
По рядам пронёсся ропот. Жуга нахмурился и постучал указкой по кафедре.
— А вот этого, — сказал он, — я не потерплю! Благородство врачебного дела в том и состоит, что врач не различает чинов, наград, национальностей и вер. Сядьте, молодые люди, сядьте и возьмите перья. И вы, все, приготовьтесь записывать. — Травник сошёл с кафедры, подошёл к окну и встал там, заложив руки за спину и глядя на улицу. — Ещё с античных времён, — сказал он, — святые обязательства врача изложены великим Гиппократом. Клятву эту вам ещё только предстоит дать, если у вас хватит выдержки закончить обучение. Но лучше, если вы будете знать её уже сейчас. Да, чуть не забыл — в ней упоминаются античные божества. Если и это кому-то не по нраву тогда я прошу его встать и покинуть аудиторию. Нет желающих? Тогда пишите: «Hippocratis Jus-Jurandum…»
Студенты обмакнули перья, записали и теперь сидели, выжидательно глядя на преподавателя. Но шли минуты, а травник всё смотрел и смотрел за окно — на шпили, башни, островерхие крыши домов, и всем казалось, что мыслями он был не здесь, а где-то далеко.
«Что ж, — думал Жуга, — так оно и бывает: у знающих учись, а незнающих учи… Теперь мне предстоит делиться знаниями. Но разве я не этого хотел? Наверное, этого. Сколько мне накуковала моя кукушка? Никто не знает, а она не скажет. Ладно. Пусть так. Жизнь коротка, и немногие могут сказать, что нашли своё дело. Значит, так упали мои руны… Что ж, не самый плохой расклад!»
Он улыбнулся своим мыслям, и тут в дверь постучали. В аудиторию проникла вихрастая голова — то был мальчишка Дирк, сын вдовы ван Вельден, служивший при университете рассыльным.
— Господин Лис, вы здесь? — осведомился он. — Вам посылка.
— Что за посылка?
— Я не знаю. Утром с нарочным доставили, мне велено только принесть и передать.
— Давай её сюда. — Травник разорвал шнурок, развернул плотную бумагу и с удивлением уставился на обложку с тиснёной золотом надписью: «L. Fuchs. Primi de historia stirpium commentarii insignes…»