Куликово поле
Шрифт:
Итак, военной помощи от Рязани не будет, это уже однозначно. Хотя Пронское княжество, может быть, и поможет. Ведь бил же Даниил Пронский татар вместе с Дмитрием на реке Воже. Но ничего, есть ещё княжества – Новгородское, Тверское, Смоленское, Суздальско-Нижегородское. Впрочем, если откровенно, то Тверское княжество так же вряд ли поможет. Из всех Тверских князей можно рассчитывать только на помощь князя Кашинского, ну ещё, возможно, будут его союзники – Холмские князья. Лишь они одни настроены на дружбу с Москвой. И то, только потому, что Кашинский князь хочет независимости от Твери. Остальные наверняка будут
Глава 2. Захарий.
Захарий с людьми приехал в орду к Мамаю. Не спеша, насколько позволило время, с осторожностью, поговорил со знакомыми князьями, беками и биями, выясняя обстановку в стане и о настроении самого беклярбека.
Не в обычаях татар принимать посла тут же, с дороги. Посол должен отдохнуть, набраться сил. Особенно если это посол с дальней страны. Тогда посол сможет лучше донести мысли своего господина. А если это посол врага – то его потомить, извести надо. Держать ежедневно в напряжении, ожидании, страхе. А морально уставшего, измотанного человека легко запутать, напугать, навязать свою волю. Особенно если он молод и юн.
К тому же, если принять посла слишком быстро, тот может заподозрить, что он очень важен, нужен, а, следовательно, начнёт набивать себе цену, торговаться. А этого допускать нельзя. Никак нельзя!
Потомив московского посла нужное время, Мамай потребовал его к себе. Пройдя положенные обряды очищения, Захарий вошёл в шатёр. Мамай сидел в самом центре, рядом с ним восседал и его приёмный сын, великий хан Орды молодой Мухаммед-Буляк. Вроде как протокол был соблюдён, но от взгляда Захария не ускользнуло и лёгкое нарушение – хан сидел чуть-чуть позади беклярбека.
Вокруг сидели верные полководцы и военачальники Мамая – глава туркмен Джинтель-бей и глава кипчаков Мурза-Тимур, рядом восседал командир анчийских казаков эмир Бармак и глава черкесов Софон Полтавский со своими сыновьями Богданом и Степаном. Сыновья покойного главнокомандующего Мамаева войска Бегича – Чаллыбей, губернатор Булгар-Субы и его брат Булат смотрели на посланца московского князя с нескрываемой ненавистью. Удивляло отсутствие брата беклярбека – Камиля Сынау.
Смиренно кланяясь, Захарий положил перед Мамаем дары Дмитрия.
– Государь наш, Великий князь Владимирский и Московский Дмитрий Иванович в отечестве своём здравствует и прислал меня спросить о твоём здоровье и здоровье великого хана. Шлёт тебе вот эти вот дары, как и положено по царской почести.
Лицо Мамая перекосила гримаса ненависти и гнева. Приняв горделивую позу, с презрением скинул он с правой ноги башмак, бросив его в сторону русского юноши.
– Захарий! Вот это дарую я тебе от великой славы твоей!
Мухаммед-Буляк презрительно усмехнулся. Джинтель-бей, не скрывая своего презренного отношения к послу, хищно оскалившись, тихо заржал. Чаллыбей был один из немногих, кто никак не отреагировал на речи беклярбека, даже не пошевелившись,
– От моей ноги отпало! От имени своего приёмного сына, присутствующего здесь, объявляю, что такова есть наша царская почесть, которой тебя и жалуем!
Мухаммед-Буляк кивнул головой в знак своего согласия со словами своего приёмного отца. Захарий смиренно опустился на пол, благоговейно взяв башмак, и с трепетом поцеловал его. Как величайшее в мире сокровище спрятал его у себя на груди. Не поднимаясь с колен, на четвереньках, опустив голову, под смех присутствующих мурз и ханов, подполз к Мамаю и с таким же благоговением поцеловал полу его кафтана.
– Да живёт наш великий царь долгие лета! Да даст господь Бог наш им долгие лета царствования и лёгкой победы над их врагами!
Сказав это, Захарий смиренно, также на четвереньках, как побитый пёс, вернулся назад. Сев на прежнее место, с благоговением положил руки на свою грудь, в то место, где лежал подарок Мамая.
Поведение русского посла понравилось беклярбеку. Упрекнуть юношу было не в чем. Ведь слова его, формально, относились к Мухаммед-Буляку, но Захарий смотрел в это время на Мамая, обращая свои слова именно ему, беклярбеку Орды. Титул «царь» грело душу. Но на жалкую лесть прожжённого царедворца не купишь.
Мамай призадумался, погладил свою жиденькую бородку. Юноша, сидящий перед ним молод. А значит, глуп и горяч. Но с каким благоговением он принял стоптанный, вонючий башмак, с презрением брошенный ему, подобно кости, что бросают собаке! Если бы Дмитрий презирал бы Мамая, такой реакции бы не было. Нет, возможно, посол бы поступил бы точно также, но его неискренность, игра, была бы видна. А этот юноша так искренне восхищается! Так играть невозможно! Мамай сам много раз был на его месте, уж он-то знает правила игры, его не обманешь!
Если глупый юнец восхищается подобным подарком Мамая, значит, Москва его боится. И сам Дмитрий, и его окружение. А раз боится, значит уважает. И благоговеет. А значит, ей можно будет с лёгкостью навязать свою волю.
Мамай дал сигнал своим воинам, чтобы приняли дары Великого князя.
– Золото и серебро Иджим-Тюряя отнесите ко мне. Остальное возьмите себе, купите уздечки для своих коней.
Приближенные, как стервятники, мигом бросились на дары Великого князя. Глядя на их копошение и мелкие потасовки, Мамай откровенно потешался.
– Спрашивать о здоровье твоего господина не буду даже из вежливости, мне на него плевать! Слишком много возомнил о себе Иджим-Тюряй! Он что, думает, раз одна из его сестёр находится в моём гареме, то ему, на правах тестя, всё можно? Так могу напомнить, что и у Тохтамыша в гареме сидит другая его сестра. И что же, нам с Тохтамышем теперь надо любить друг друга?
Мамай рассмеялся своей шутке. Приближенные ханы поддержали смех. Мухаммед-Буляк позволил себе лишь широко улыбнуться, смеяться открыто над словами своего приёмного отца он боялся, даже зная, что это шутка. Ох, не любил он шутки своего благодетеля, слишком хорошо знал, как окончили своё правление его предыдущие ханы-ставленники. Мамай резко оборвал свой смех.