Кулоны
Шрифт:
Им нужна была квартира. Ника узнала об этом в один из тех дней, когда дядя слегка перебрал с настойкой в новогодние праздники. Из-за двери ей отчётливо слышались грозные мужские окрики и невнятная болтовня, в которой слишком часто фигурировало её имя – явный повод прислушаться. Родительская квартира в центре Питера принадлежала ей, и с этим ничего не могли сделать ни статус опекунов, ни взятки, ни уговоры. План провалился, а ребёнок остался. Вот и вся бесхитростная история, рассказанная в пьяном бреду.
Ника росла, предоставленная самой себе, и единственным требованием к ней было выглядеть довольной. Слёзы, переживания,
Она никогда не чувствовала внутренней привязанности, хотя жила у дяди и тёти с младенчества. Казалось, что между ними постоянно была натянута струна, готовая в любой момент лопнуть. Живя с ними под одной крышей, Вероника, однако же, не считала себя полноценной частью семьи. Скорее, еле заметной тенью, старавшейся как можно меньше времени проводить дома и не попадаться на глаза.
Все свои силы она направляла в учёбу. От природы сильный характер позволил ей без посторонней помощи окончить школу с золотой медалью, сдать экзамены и успешно поступить в МГУ на факультет журналистики. О том, что тётя была в ярости и категорически не поддерживала её выбор, можно и не говорить. Ника сама не знала, откуда нашла в себе силы вытерпеть все обидные слова и угрозы, сыпавшиеся на неё в то время. После переезда в общежитие стало спокойнее. Изредка она заходила проведать родственников, выполняя многочисленные поручения, которыми её тут же нагружали, но на большее её не хватало.
О родителях Вероника долгое время ничего не знала. Расспрашивать тётю не имело смысла – её рассказы больше оскорбляли их память, чем давали действительно ценную информацию. И всё же, прислушиваясь к сплетням с соседками на кухне, Ника постепенно, по крупицам собирала и расправляла, как смятые фантики, воспоминания о тех, чья фотография лежала у неё между страницами книги. По ночам она доставала снимок, разглядывала их лица, болтала с ними, рассказывая о своих детских переживаниях.
Иногда они приходили к ней во сне. Всегда одном и том же. Мама и папа ласково звали её, но их лица словно скрывала пелена, не позволяя разглядеть черты, вроде так хорошо знакомые ей. Вероника пыталась дотронуться, разогнать эту мутную оболочку, чтобы убедиться в том, что это действительно её родители. Но ничего не получалось. Туман прилипал, становясь с каждым взмахом всё гуще и всё сильнее поглощая людские фигуры. Ей хотелось кричать, но он тут же проникал в горло, перехватывая дыхание. Ника просыпалась. Убирая ладошкой прилипшие ко лбу волосы, она старательно куталась в одеяло, всеми силами пытаясь прогнать неприятный осадок.
***
– Ника, ты меня слышишь?
Никита настойчиво тряс девушку за локоть, пытаясь вырвать из странного оцепенения. Чайник продолжал пронзительно свистеть, а от пластмассовой ручки, которая уже начала плавиться, исходил тёмный дымок, наполняя маленькое пространство кухни едким запахом гари, из-за чего пришлось на время переключить всё внимание на него.
К моменту, когда газ был выключен, а через распахнутое настежь окно
– Ты в порядке? – тихо спросил Никита, садясь напротив.
Ей потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы поднять голову и попытаться изобразить на губах привычную улыбку.
– Да, всё хорошо. Я просто немного задумалась.
Избегая его пристального взгляда, она принялась поправлять чашки, разворачивая их таким образом, чтобы ручки смотрели в одном направлении. Когда с этим было покончено, нервно огляделась вокруг в поисках того, чем ещё можно занять руки. Не найдя ничего подходящего, Ника снова подняла на него взгляд, словно ожидая очевидного вопроса или же возможности снова остаться наедине со своими мыслями.
Никита понимал, что с ней происходит. Как бы старательно она ни пыталась прятать эмоции, в каждом её движении чувствовалось напряжение. Это место рождало в ней слишком много мыслей… Возможно, стоило поговорить об этом, но подходящих слов на ум не приходило. Радовало лишь то, что она жила в оплаченном компанией гостиничном номере, и ей не нужно было оставаться здесь на ночь.
– Уже поздно… Думаю, надо ехать.
– А как же чай? – она замерла, вспоминая, – Документы! Вы нашли что-то?
– Часть. Но нам пока и этого хватит, – мягко проговорил Никита, – Пойдём!
На самом деле, будь у него такая возможность, он провёл бы здесь всю ночь. Как они и предполагали, личные записи и отчёты Покровских, посвящённые исследованию, нетронутыми хранились на старой квартире. Конечно, всё лежало хаотично, грубо скинутым в глубокие ящики стола. На то, чтобы их разобрать, нужно было по меньшей мере, несколько часов. А ведь это они осмотрели лишь письменный стол.
На улице в машине их уже ждал Александр Григорьевич. Закинув коробки в багажник, Никита сел на переднее сидение – Вероника с Сёмкой уже удобно расположились сзади. Похоже, девушку вовсе не утомляла его шумная компания. Скорее наоборот. Болтая с ним о всяких пустяках, она забывалась, и за натянутой улыбкой временами проглядывалась настоящая.
– Ну что, теперь в лабораторию? Ты, Ника, там ещё не была.
Никита бросил взгляд на зеркало и заметил, как девушка напряжённо поджала губы. Поехать туда значило бы снова привести её в место, где буквально всё пропитано памятью о родителях.
– Сегодня у Ники был на работе трудный день. Да и меня в университете знатно отчётами помучали. Может быть, перенесём экскурсию на другой раз?
Профессор вопросительно посмотрел на него. Хотел что-то возразить, но передумал и, согласно кивнув, нажал на педаль газа.
***
Попрощавшись, Вероника вышла из машины. Александр Григорьевич проводил её заботливым взглядом и, лишь убедившись, что девушка благополучно зашла в здание гостиницы, повернулся к Никите.
– О чём ты хочешь поговорить? – мужчина слабо улыбнулся, щуря подслеповатые глаза, – Ты ведь поэтому предложил поехать без неё?
– Отчасти да, – кивая, согласился Никита, – Когда мы были на квартире, Ника чувствовала себя неуютно. Думаю, ей ещё тяжело даётся всё, что связано с Покровскими.