Культ свободы: этика и общество будущего
Шрифт:
Поэтому, давайте-ка начнем с начала, серьезно и основательно. Что, помимо изложенных размышлений, дает шанс свободе? Что делает возможным честность, совесть и прочие приятные вещи, которых нам так не хватает? Разум? Но способен ли он преодолеть низменные животные пристрастия, присущие человеческой природе? Есть ли смысл полагаться на него в деле конструирования свободного общества? Короче, друзья, стоит ли нам тратить на эту книгу время?
Думаю, надо опять потревожить природу. Потратим на нее еще пару минут. В конце концов, разве не природа нас породила? Ей и отвечать.
1 Естественно ли насилие?
Вопрос, нелепый в силу самоочевидности. Да что может быть естественней?! Насилие над всем, что движется – а во вселенной
Все это понятно, все это мы знаем. Непонятно только как быть с гомо-сапиенсом, что вроде бы означает человек "разумный" и предполагает, что вместо насилия, он способен сам с собой договориться. Поскольку от многих людей, не склонных к пустым верованиям, мы знаем, что человек – сын животный, а не божий, то, следовательно, насилие ему так же свойственно, как и всем прочим животным тварям. Например, все мы едим мясо, а ведь мясо – это было когда-то живое существо. И существо это мы хотим есть по крайней мере пару раз в день. Что меняется от того, что "существом" служит не человек, а корова? Она что, существо второго сорта?
Тут любой сытый сообразит – конечно не второго. Она ничуть не хуже человека. Она и молоко дает даром. А часто ли можно увидеть человека, дающего даром молоко? Причем в отличие от него, корова никого в своей короткой жизни не то что не убила, даже не помышляла! Самое время подумать и сказать: это человек – существо второго сорта. Эксплуатирующего невинное, добрейшее животное, убивающего и жрущего его, не только не давясь и не краснея, но и наслаждаясь его питательными и вкусовыми качествами.
После такого экскурса в мир сортов животных, стоит ли удивляться, что люди режут на части своих собратьев, а кто поспособней – делает это в массовых масштабах, пользуясь за это благодарной памятью потомков? Нет, явно не стоит. Однако есть некоторые признаки, которые подсказывают – не все так просто. Не у всех мысль о мирных коровах вызывает слюноотделение. И не всех воодушевляет мысль о героических полководцах. Более того, большинство современных людей, не только не способны убить корову, они даже клопа давят морщась и закрыв глаза.
Как же так? Отчего современный человек стал таким же хлипким, как сама мысль о свободе? Может это просто вырождение? Излишний гуманизм, приведший к тому, что нынче выживает не сильнейший, а слабейший, кто в природе угодил бы на обед, но в обществе по недоразумению выжил и размножился?
Эта мысль заслуживает внимания. Действительно, посмотрим на умных – некоторые даже говорят, не менее умных, чем человек – животных. Если поймать крысу и проткнуть ее брюшко металлическим штырем, она не сразу умрет. Еще живая, проткнутая крыса из последних сил извернется и постарается укусить обидчика. Много ли можно найти людей – самых стойких и сильных – способных на такое? А животные в капкане? Кто не слышал истории, как дикое животное отгрызало себе ногу и убегало – безногое, но счастливое? И опять хочется спросить, неужели это искусственная селекция виновата в том, что никто – на этот раз я в этом уверен – что никто из людей так не может? И наконец, всем известный пример ящериц, которые будучи пойманы за хвост, добровольно отбрасывают самое дорогое, что у них есть? Кто из ныне живущих людей способен на это?
Да, наши предки убивали голыми руками тигра и шли с добрым словом прямо на мамонта. Но думается мне, вовсе не гуманистическая евгеника виновата в том, что даже самый отважный современный герой не сможет в здравом рассудке убить врага, выпить его кровь и сьесть еще теплое мясо. А бывает – даже просто толкнуть ребенка! Дело в чем-то другом.
2 Откуда пошло неприятие насилия?
На этот вопрос, проницательные друзья мои, вы наверняка сможете ответить сами – от мозга. Конечно! Именно нашему обширному мозгу мы обязаны отвращением к насилию. Именно мозгу мы обязаны нашей бесконечной умственной свободой, непонятно как перешедшей в наши органы чувств. Ибо только обширным мозгом мы отличаемся от остальных живых тварей, жрущих все, что плохо лежит и медленно бегает.
Но как это получилось? Как вышло, что большинство людей, не способных утомительно долго размышлять, оказалось очень даже способны мгновенно падать в обморок от вида крови?
Вопрос этот, не скрою, пока покрыт туманом. Очень может быть, что мозг на самом деле гораздо обширнее, чем кажется на первый, поверхностный взгляд. Есть подозрение, что разум – не просто способность размышлять. Люди даже не особенно стремятся к этому, размышления скорее удел немногих извращенцев. Главная функция мозга – "думать", т.е. переводить возникающие внутри человеческого существа ощущения в форму, понятную окружающим, а заодно и самому себе. Перевод ощущений в слова не просто порождает мысль, но заставляет попутно осмыслить и кое-какие факты окружающего мира, скрывающиеся, в частности, за вопросами – а зачем вообще говорить? Для кого? О чем? Как долго?
Из множества этих мелких фактов вытекает один большой. Речь приводит к осознанию себя частичкой коллектива, типичной единичкой бытия, такой же как и прочие – и внешне, и внутренне. Рождение мысли – попытка раскрыть себя, передать себя другому, вызвать его реакцию, а понимание чужой мысли – прием другого внутрь. Вся эта мыслительная механика – постоянный и обычно бессознательный обмен местами с другими, постановка себя на чужое место, а чужого – на свое. Только увидев себя со стороны, узнав себя в другом, человек может в конце концов понять что-то. Пусть не все, пусть часть. Но часть важную, особенно в свете нашей нынешней темы. Эта часть как раз и заключается в том, что насилие – ужасно. Чужие страдания передаются мозгом нам внутрь и вызывают такие же страдания. Ну или похожие. То, чего никак не могут понять наши меньшие, вечно голодные братья, входит в человека вместе с разумом, не думая, само собой. Оно неотделимо от разума, потому что разум – это, не огорчайтесь друзья, просто напросто разговор. А разговор невозможен без кого-то с кем можно поговорить. А поговорить означает – перестать биться палками, остановиться и задуматься.
Конечно, сказанное было несколько несправедливо по отношению к животным. Даже у животных есть мозги и многие из них пользуются ими по прямому назначению – т.е. общаются, хоть их язык нам и не всегда ясен. И что совсем не удивительно, чем родственней нам животные, тем больше мы замечаем в них похожие черты – способность к эмпатии, жалости, сопереживанию страданиям другого. Не будет большим преувеличением, таким образом, сказать, что свобода человека обусловлена биологически до той степени, до какой биологически обусловлено наличие у него мозга. Что делает наши рассуждения о человеческой природе и естественных правах еще более насущными, а выводы – существенными.
Однако биологичность свободы не означает, что вся она, как и моральные "чувства" – лишь следствие эмоций. Что свобода, таким образом – просто некая биологическая ценность, типа кусочка умело прожаренного бифштекса. Да, насилие ужасно. Но оно и приятно тоже. Биология равнодушна к моральным соображениям. Мы можем предположить, что насилие все же более ужасно, чем приятно, но выяснить этот факт можно только испытав его до самого конца – т.е. если оказаться сьеденным. Таким образом, мы видим, что разум оказывается на самом деле провидцем – отвергая насилие, он заглядывает далеко в будущее, а заглядывая, он отрицает детерминизм в его крайнем проявлении – смерти. Отрицает не в силу связанных с насилием эмоций, а в силу глубоких рассудочных соображений, лежащих не только в другой от эмоций размерности, но и даже вне понимания нормального жующего человека. Этот мысленный страх смерти, страх того, чего нет, но что, по мнению мозга, обязательно будет, есть нечто среднее между нормальным инстинктом и мысленной эмоцией, что вполне можно было бы назвать "инстинктом" мозга, "умственным чувством" или даже "модусом мозгового бытия", по аналогии с главным инстинктом любого живого неразумного существа – выжить. "Выживание" мозга, его "инстинкт", отторгающий не только боль, но и все биологическое естество скопом – это отторжение детерминизма, стремление преодолеть неизбежное, выйти за границы допустимого. Остальное, что делает с нами мозг – и наука, и прогресс, и отвращение к крови – только неминуемые следствия.