Култи
Шрифт:
— О. Ладно... ты можешь рассказать мне еще что-нибудь о нем, чего, по-твоему, публика не знает?
Что он именно такой ублюдок, как о нем говорят? Или что он слишком много выпил в баре, и мне пришлось забирать его, и благодарности за это я так и не увидела? Я убедилась, что ни одна из этих мыслей не отразилась на моем лице, когда пожала плечами, стоя напротив женщины, которая просто делала свою работу. Она не виновата в том, что люди действительно хотят знать подобные вещи.
— Мне очень жаль. Я действительно не знаю. Я видела, как он носил фиолетовые носки
Она бросила на меня взгляд, который говорил: это было не то, на что она надеялась. Но еще она поняла: это единственное, чего она от меня добьется. К несчастью для нее, она еще не подозревала, что большинство из нас не в состоянии рассказать ей ни одной пикантной сплетни. Никто ничего не знал о Немце, кроме, может быть, Грейс. Может быть. Она была единственной в команде, с кем он когда-либо разговаривал, но Грейс была слишком серьезным профессионалом, чтобы рассказать журналистам хоть что-то.
Мы быстро попрощались друг с другом, и каждая пошла своей дорогой.
Но я не могла избавиться от раздражения, когда меня спрашивали о таких вещах. Более чем вероятно, я просто не могла отделаться от того факта, что это были вопросы о гребаном мудаке.
Я заставлю тебя пожалеть об этом.
Ладно, Лицо Со Шрамом. Сыр и гребаные крекеры. Черт побери.
Мне пришлось подавить крик, который раздавался внутри меня.
Он хоть представлял, что значил для меня, когда я была юной? Конечно, нет, но это не имело значения. Я там, где я есть, потому что ребенком думала, что он мог достать с неба Луну. Потому что считала его величайшим игроком на свете и хотела быть им… ладно, и быть с ним, но все равно. Я часто вступала в споры с людьми, которые плохо отзывались о нем.
Вот на что это было похоже. Даже сейчас я защищала его как объективный, непредвзятый игрок, потому что со статистикой не поспоришь. Он был потрясающим, и за этим заявлением не скрывалось ничего эмоционального.
Култи был невероятным игроком под слоем дерьма, в которое он себя завернул.
Долбаный придурок.
— И как все прошло? — с улыбкой спросила Дженни, когда я села рядом с ней.
Я даже не пыталась скрыть, как закатила глаза.
— Она спросила меня, одинок ли он.
Она фыркнула.
— Мне следовало бы сказать: «Нет, я познакомилась с его спутником жизни несколько дней назад. Он великолепен». — Я слегка улыбнулась ей, вытаскивая свои вещи из сумки. — Может быть, в следующий раз так и скажу.
— Вчера один из них спросил меня, не думаю ли я, что он готовится к возвращению. Потом, когда я забирала почту, мой сосед сказал: «Привет, Дженнифер, ты не могла бы достать мне билеты на свою следующую игру?» Я даже не знаю его имени! — воскликнула она. — За день до этого тетя спросила меня, нельзя ли ей как-нибудь заглянуть ко мне во время тренировки. А она даже не любит футбол.
Дженни никогда не жаловалась, поэтому упоминание об этом кое о чем говорило.
Я кивнула.
— Женевьева сказала, что ее босс пообещал ей прибавку к жалованью, если она принесет ему то, что принадлежит сама-знаешь-кому.
Не удивлена. С другой стороны, я была уверена, что если отдам нижнее белье Култи Марку, он, скорее всего, даст мне недельный отпуск и все равно выплатит мне мою половину.
— Сегодня утром я слышала, как Харлоу сказала репортеру, что пришла играть, а не говорить о своем тренере.
Мы обе фыркнули.
— Ну, что будем делать? Жаловаться на все это внимание? Я уже рассказала о странных письмах, которые получала об Эрике, и они пытались изменить ситуацию так, чтобы все выглядело позитивно. Эрик сказал, что Култи предложили какую-то крупную сделку с европейской командой, и он отказался. Владельцы не захотят рисковать, если есть возможность его потерять. — Я снова подумала, о той ночи в баре и его угрозе, и почувствовала знакомую вспышку разочарования, пробежавшую по моей спине, прежде чем затолкнула ее подальше. — Ох, ладно.
Дженни согласно кивнула.
— Надеюсь, с началом сезона все успокоятся.
— Я тоже.
Глава 7
Жизнь и тренировки в течение следующих нескольких дней шли своим чередом.
Каждое утро на поле появлялось, по меньшей мере, пара репортеров. Обычно в течение нескольких дней это были одни и те же люди, потом они менялась, и появлялись другие. Гарднер руководил тренировками вместе с тренером по фитнесу и еще одним своим помощником, в то время как печально известная Франкфуртская сосиска, делал то, что и всегда — очень много ничего.
В конце концов, через пару дней мне стало наплевать на Немца, у меня были и другие причины для беспокойства. Игнорирование его стало моей второй натурой, даже если он находился очень близко.
Как в день, когда мы все собрались на поле, чтобы сделать официальную фотографию команды.
Благополучно устроившись в первом ряду вместе с остальными игроками ростом до ста семидесяти сантиметров, я стояла с полузащитником с одной стороны и защитником с другой, любезно расставленными вокруг меня помощником фотографа. Думаете, я забыла, как Сиена сказала, что я должна стоять на фотографии рядом с Култи? Нет. Собиралась ли я сказать что-нибудь, чтобы исправить происходящее? Ни за что, врагу не сдается…
Солнце было беспощадно, влажность заставляла меня потеть в тех местах, где большинство людей никогда бы не вспотели. Все, чего я хотела, — это бутылка воды, которая лежала под навесом, расположенным слишком далеко, чтобы быстро добраться до него. Стоять там, прижавшись друг к другу словно птенцы, ощущалось примерно в сто раз хуже, чем бегать и тренироваться до наступления этой адской жары. Невыносимо хуже.
— Скоро это закончится? — игрок справа от меня вздохнула. Она была одним из новых членов семьи «Пайперс».