Культура и мир

Сборник статей

Как категория толерантность пересекается понятиями: диалог, конфликт, свобода и ответственность и др. (Мириманова 2004: 12).

Толерантность можно рассматривать как один из способов предотвращения и разрешения конфликтных ситуаций, как предпосылку эффективной коммуникации.

Исследования П. К. Гречко, посвящены концептуальному осмыслению природы различий, согласно которым культура Врага, Чужого и Другого привязаны соответственно таким формам коммуникативного взаимодействия, как конфронтация, терпение и толерантность.

Уточняя понятия конфликта, автор подчеркивает, что толерантность ориентирована не на всякие конфликты. Есть конфликты, которые нельзя разрешить мирными средствами, и есть конфликты, которые разрешимы и без обращения к толерантности. «Толерантные конфликты располагаются где-то посредине – на уровне или стадии существенных различий» (Гречко 2006: 320).

В работе «Жизненная стратегия толерантности: проблема становления в России и на

Западе» А. Перцев подчеркивает, что толерантность не следует считать лекарством от всех социальных бедствий. Толерантность – всего лишь промежуточный этап в движении от конфликта к действительному взаимопониманию и взаимодействию. Толерантность сама по себе не разрешает конфликта, она лишь переводит его развитие в относительно мирное, ненасильственное русло (Перцев 2002: 5).

Между диалогом и толерантностью существует глубокая связь и взаимодействие. Это проявляется в единстве их сущностных характеристик.

В. А. Лекторский, дает, разное понимание толерантности (четыре), выделяя при этом «толерантность как расширение собственного опыта и критический диалог» (Лекторский 1997: 15), как единственное плодотворное понимание толерантности в современных условиях.

М. С. Миринанова определяет толерантность как уважение к чужой позиции в сочетании с самоизменением в результате диалога. Такое понимание предполагает: 1) уважение к чужой культуре. 2) уважение к прошлому (Мириманова 2004: 164). Исследователи истории толерантности отмечают, что толерантность была принципом межрегионального диалога уже в средневековье (Черепанова 2006: 130).

Проблема толерантности и проблема культурной коммуникации тесно связаны между собой. Принцип толерантности, сформировался в рамках западной культуры, и не является универсальным принципом всех культур (Шалин 2002: 32).

Формирование коммуникативной категории толерантности в русском общении началось в последнее время, по мнению исследователей (Дворникова 2005; Мириманова 2004; Шалин 2002: 3), будет осуществляться медленно и с трудом. Причины этого ученые видят в том, что большое количество русских коммуникативных традиций не поддерживают эту категорию, так как «с точки зрения логики становления принципа толерантности в западной культуре в случае с российской культурой мы имеем неблагоприятный набор факторов» (Шалин 2002: 32). Развитие толерантности должно строиться с учетом особенностей отечественных традиций и культуры.

В XX веке встал вопрос и о ценности толерантности, так как она может привести к нарушению традиционных приоритетов. В современной литературе о толерантности все больше говорят о принципе мультикультурализма.

Толерантность сегодня, в отличие от прошлых веков, осмысливается качественно иначе, мы говорим о толерантности как об открытости, о понимании многообразия и уважения к различиям.

Постмодернистское мышление предполагает толерантность и восприятие существующих различий как естественную данность (Козырев 2008: 35).

Проблема взаимного восприятия в условиях взаимозависимого мира – это проблема повседневных отношений, и от того, как мы будем воспринимать друг друга, зависит будущее общества. Важнейшим средством решения проблемы межкультурной коммуникации следует рассматривать образование и воспитание, развитие культуры толерантного поведения. Переход от логики конфликта к логике толерантности.

Библиография

1. Гречко П. К. Различия от терпимости к культуре толерантности. – М., 2006.

2. Дворникова Е. И. Культурная идентичность и толерантность: теория и условия. – Ставрополь, 2005.

3. Демократия: конфликтность и толерантность / под ред. В. С. Рахманина. – Воронеж, 2002.

4. Козырев Г. И. «Враг» и «Образ врага» в общественных и политических отношениях // Социс. – № 2. – 2008.

5. Лекторский В. А. О толерантности // Философские науки. – 1997. – № 3–4.

6. Мириманова М. С. Толерантность как феномен индивидуальный и социальный: монография. – М., 2004.

7. Перцев А. В. Жизненная стратегия толерантности: проблема становления в России и на Западе. – Екатеринбург, 2002.

8. Толерантность / общ. ред. М. П. Мчедлова. – М., 2004.

9. Черепанова Е. С. Толерантность и образование: современные проблемы формирования толерантного сознания / отв. ред. А. В. Перцев. Вып. 16. – Екатеринбург, 2006.

10. Шалин В. В. Российские социальные отношения и проблема толерантности // Социальное согласие и толерантность в современном обществе. – М., 2002.

11. Юровских Н. Г. Толерантность как личностный и культурный феномен: Автореферат. – Омск, 2004.

О. В. Плебанек. Феномен духовной культуры в контексте системного подхода

В культурологических исследованиях одной из базовых категорий выступает понятие духовной культуры. Но, как ни странно, в одном из самых используемых культурологических словарей (Культурология 1997: 640) нет определения духовной культуры. Это понятие для культурологической теории выступает как аксиоматическое,

не только не нуждающееся в доказательстве в силу своей фундаментальности (исходности), но и не нуждающееся в объяснении в силу своей очевидности. Между тем, сама дефиниция духовной культуры, выступая как ядро многих культурологических концепций, определяет и ограничивает поле научного исследования, расширяя или сужая его границы. Примером такого ограничения может быть концепция культуры А. И. Арнольдова, который сводит всю культуру к духовным феноменам: «Теория культуры изучает общие законы и движущие силы развития духовной жизни общества и саму духовную культуру… К теории культуры относится весь комплекс общих специфических закономерностей становления духовной жизни и важнейших этапов ее развития в условиях различных общественно-экономических формаций» (Арнольдов 1984: 14). Категорично разводя материальную сторону деятельности людей и духовную и сводя культуру к последней, Арнольдов отсекает существенную (возможно важнейшую, в силу своей «первородности») часть общественных отношений как атрибутивную человеку из анализа. При таком подходе сама категория духовной культуры становится излишней. Феномен духовной культуры остается необъяснимым, исходя из его субстанциальности (если, конечно, не ограничиваться религиозными концепциями культуры, выводящими культуру из наделения человека атрибутивным свойством Бога). Прояснить вопрос о сущности духовной культуры можно на другой методологической позиции – если допустить, что метакатегорией является понятие культуры, а различные ее сферы (материальная, социальная и духовная) – только сторонами, аспектами человеческой деятельности. Такое допущение имеет антропологическое обоснование: является доказанным фактом, что антропологические характеристики, такие как строение тела, челюстно-лицевого аппарата, морфология головного мозга, являются связанными с формами деятельности – предметной и когнитивной. Исходя из деятельностной природы культуры, проблема сущности духовной культуры может быть рассмотрена как вопрос о ее происхождении и функции.

Отправной точкой рассуждений при исследовании проблемы возникновения культуры, следует принять положение о том, что во-первых, содержание понятия культуры включает в себя специфические виды человеческой деятельности, которые отличают род Homo от других живых существ, живущих социальным образом жизни: [27] технологическую, социальную и духовную. Современная отечественная и зарубежная психология однозначно выводят психику человека из развития психики животных, а проблема интеллекта – принадлежности интеллекта только человеку, до сих пор является дискуссионной. [28] И проблема заключается в том, что ни феномен психического, ни феномен социального по отдельности не могут служить специфическим признаком культуры – способа и формы существования человеческого общества. Вероятно, единственным однозначным критерием наличия культуры у некоторого сообщества – как способности к преобразованию, совершенствованию (исходя из первоначального смысла латинского понятия) может служить только способность производить искусственные материальные объекты. [29] Но способность конструировать материальные объекты неразрывно связана со способностью к проективной деятельности и наличием воображения, то есть связана с наличием высших психических функций. Вместе с тем, то, что высшие психические функции являются прямым следствием воздействия культуры как среды, является не только научно-теоретической концепцией психики, но и имеет столь обширную экспериментальную и эмпирическую аргументацию, что другие концепции психогенеза по своей доказательной базе не выдерживают конкуренции (См.: Лурия 1982).

27

Долгое время отрицалась возможность применения к животным сообществам категории «социальный», но современные представления о социальном, позволяют даже выделить специфическую форму социальных связей, имеющуюся у животных, о чем свидетельствует появление новой отрасли знания – социобиологии.

28

Биологическое происхождение психики является сегодня аксиомой психологического знания (См. Леонтьев 1972; Тих 1970), а культура есть продукт мыслительной деятельности человека. В этом контексте, культура может быть выведена как следствие биологической эволюции – самоорганизации живых существ.

29

Не обязательно орудия труда. Например, предметы культа. Но, исторически орудия труда возникают первыми, что является аргументом в пользу того, что культура возникла не как средство символического отражения реальности – это только один из аспектов культуры, а как средство овладения среды