Культура, Истоки вражды
Шрифт:
Да, конечно, мечта Александра о военном объединении народов может быть интерпретирована и как примитивная жажда мирового господства. Но что, собственно, такое это мировое господство - только ли ностальгия по не ограниченной ничем власти, или все же ассимиляция единым укладом бытия всей варварской периферии?
Можно, разумеется, видеть в стремлении к военным завоеваниям лишь низменный порыв к грабежу, животную тягу к паразитированию на труде чужих мужчин и удовлетворению своей похоти с чужими женами и дочерьми. И в самом деле: только ли Меншиков поднимал своих солдат на штурм напоминанием о том, что "в крепости - вино и бабы"? Чего греха
Представляется, что все-таки справедливей было бы видеть во всей этой пламенной риторике о низменном грабеже и порабощении некую идеологему, которая способствует мобилизации народа к отпору иноплеменному нашествию, другими словами, видеть в них лишь некий миф, позволяющий стремительно возвысить инстинктивное неприятие чужого до степени восходящего к самопожертвованию патриотического экстаза.
В самом деле, какой серьезный политик будет видеть цель завоеваний в откровенном подрыве всех основ своей собственной власти, что учреждается им на захваченных территориях? Если, конечно, это не откровенный налетчик, подобный живущим набегами на окрестные народы мелким вождям, вполне осознававшим, что удержать захваченное им не удастся даже при самом благоприятном раскладе событий,
Действительная, хотя, может быть, и не всегда осознанная до конца, цель всех этих Александров и Чингизханов, Наполеонов и Сталиных и (да простится мне, сыну пережившей всю ленинградскую блокаду русской женщины и прорывавшего ее ротного командира) Гитлеров - это все тот же золотой сон человечества о трогательном единстве народов, уже не омрачаемом никакой враждой и угрозой.
Сохранились записи Наполеона, в которых он повествует о своих планах. "Если бы эта кампания удалась, у меня были бы свои Конгрессы, свои Священные Союзы. Вся Европа составила бы один народ, одно семейство. Везде были бы одни законы, одни деньги, одна мера весов.
Я б потребовал, чтобы не только моря, но и все реки были открыты для всеобщей торговли, чтобы войска всех держав ограничились бы одной Гвардией Государей. Своего сына я б сделал соцарствующим императором. Кончилось бы мое диктаторское правление и началось б конституционное. Париж стал бы столицей мира, а я с императрицей объезжал бы свои владения на собственных лошадях, принимал бы просьбы, исправлял бы злоупотребления, рассыпал бы благодеяния". Вот такие мои мечты!
К этому можно добавить и признания в том, что в случае успеха в Европе он двинулся бы на Дамаск,
"Какие перемены могли бы произойти на всем земном шаре!" - мечтает Наполеон. Но справедливо ли видеть в нем только узурпатора, чудовище, Антихриста? Справедливо ли помнить только о вероломном убийстве захваченных в Яффе нескольких тысяч военнопленных, о расстреле герцога Энгиенского, об унижении национального духа целых народов и сбрасывать со счетов вот эти идиллические мечты, эту маниловские мотивы, которые все-таки гнездились в нем? Вовсе не закабаление народов, напротив, как это ни парадоксально, - их освобождение конечная цель, наверное, всех тех, кто мечтал о мировом господстве. По-своему понятое "Царство Божие" на земле - вот действительный их идеал. Просто каждому из них, наверное, хотелось, чтобы все последующие поколения спасенных для гармонии людей помнили, что они обрели мир и благоденствие именно благодаря ему...
Но только ли завоеватели шли за этой (сбыточной ли вообще?) мечтой. Ведь в сущности та же ностальгия о "золотом веке, о Царствии небесном на земле водила Торквемадой и Томасом Мором, Савонаролой и Кампанеллой, основателями монашеских орденов и Карлом Марксом.
Только ли европейский менталитет подвержен этой мечте о некоем высшем гармоническом единстве, в жертву которой приносились и продолжают приноситься многие человеческие жизни? Ведь объединение всех и вся рамках единой веры светлая мечта не только апостолов христианства: меч пророка - признаем это преследовал все ту же цель. Исламский фундаментализм и сегодня не может быть понят, если видеть в нем лишь врожденную склонность к террору; и сегодняшний религиозный террор - это все тот же порыв к преодолению вечной вражды племен.
До конца мы еще не переболели этим, власть умственных химер все еще сохраняется над нашим сознанием. Но сегодня все-таки есть и другое, и как знать, может быть, именно сейчас на наших глазах рождаются-таки начала того, что будет способно искоренить самые основания вечной вражды.
Сегодня мы наблюдаем что-то вроде мировой пандемии так называемой "попкультуры". Сам этот термин для русского уха невольно отдает какой-то игривой сомнительностью и лишь слегка замаскированной ругательностью: в самом деле, стоит только заменить начальную его букву, и новое слово весьма точно охарактеризует именно те ассоциации, которые оно вызывает у интеллигента. Но будем и справедливы, в действительности ею делается, может быть самое великое, что когда-либо вершилось всей человеческой цивилизацией. Завоевывающие мир музыкальные ритмы, глупые мультфильмы о черепашках, столь же глупые боевики, бесчисленные конкурсы, создающие какой-то единый стандарт "красоты" и так далее, и так далее - все это не только чума нашего времени, но и, как знать, может быть, последнее спасение нашего мира. Ведь способность всей этой "попсы" влиять на самые глубинные ритмы, которые пронизывают нашу органику, в логическом пределе имеет перспективу формировании элементов какого-то единого этотипа. Этотипа, способного откликаться одним и тем же образом на одни и те же знаки. Словом, может быть, это и прозвучит кощунственно для интеллигентов, но, как кажется, все эти несущие с собой лишь культурный примитив, но вместе с тем так легко усваиваемые подавляющим большинством ритмы выполняют какую-то великую всеисторическую миссию...