Культурист
Шрифт:
– Ты главного не сказал, Антоха, – напомнил Невский. – Кто их «крышует»?
– Тебе зачем? – опять помолчав, лениво процедил Индеец. – В мусарню решил податься, на жалость давить? Или новый дом из шести досок хочешь, с участком два на полтора? Будут тебе и дом и участок. На Южном. Даже, бля, музыка. Не гони волну, Рэмбо. Тем более... бабки откупные ты уже, как я понял, схавал. И правильно сделал. Иначе вообще бы голым в Африку пошел. В чем проблема, не врубаюсь? От меня что надо? Тебя поимели – сиди кури. В следующий раз умнее будешь.
– Ладно, я тебя понял, – выдавил Влад. – Не хочешь говорить – не надо. Сам узнаю.
– Ну, допустим, узнаешь! – неожиданно вспылил Антоха. – И что дальше?! Что?! Стрелку пацанам забьешь?! Не смеши еврея, Рэмбо. Когда старуху на карандаш ставили, тебя, внучка прибалтийского, никто даже в расчет не брал! В этом раскладе ты даже не шестерка – ты пустое место, ноль! Так что отскочи и засохни! Все, давай... Некогда мне с тобой базарить, пацаны ждут, – Индеец замолчал, а потом, видимо, дав волю
Невский еще некоторое время гипнотизировал телефонный аппарат, слушая доносящиеся из мембраны отрывистые гудки, а потом медленно положил трубку, схватил дорогой японский радиотелефон двумя руками и, размахнувшись, с отчаянным диким воем грохнул об пол. Пальцы Невского дрожали. Все, во что он вкладывал силы, время и деньги в надежде на стабильное обеспеченное будущее, все за последние сутки пошло прахом. Аптекарь в СИЗО. Товар на его складе арестован. Квартира и гараж – у бандитов. Проклятые карапетянские доллары, лежащие в кармане джинсов, жгли кожу. Тихая старушка, наверное, перевернулась бы в гробу, узнав, кому после ее смерти достались эти «хрущевские» стены, двадцать с половиной лет назад впервые услышавшие плач ее внука – пухленького младенца с красивым именем Владислав...
Пошатываясь, словно в бреду, Влад обошел пахнущую свежим ремонтом и кожаной мебелью маленькую уютную квартирку в поисках того, что можно было бы забрать с собой кроме аудио-видеотехники. Все вокруг было абсолютно новым – от занавесок на окнах до мельхиоровых столовых приборов на кухне. Ну уж нет, суки! Не будете вы жрать из этих тарелок и пить пиво из этих бокалов! Вы хотите голые стены и мебель?! Вы их получите!
Скрипящий зубами, буквально излучающий вокруг себя лютую ненависть Влад, не видя рядом ничего и никого, бросился в гараж за машиной. Закрывать за собой ворота Невский не стал. Много чести скотам. Когда «жигуль» с визгом вылетел из кооператива, глядящий автомобилю вслед пожилой сторож тихо выматерился и покрутил пальцем у виска. Перегородив узкий проезд между домом и зеленой зоной двора, Влад подогнал машину багажником прямо к подъезду и начал выносить из квартиры и грузить в «пятерку» все, на что падал глаз. На затраченные деньги Невскому было плевать, в этот момент он думал лишь о том, чтобы не оставить кинувшим его подонкам ничего из того, что он покупал для себя и своей любимой. Посуду и стекло Влад бросал на резиновые коврики салона, в промежуток между задними и передними сиденьями, перебив при этом минимум третью часть. Ерунда! Видеодвойку и музыкальный центр, обмотав верблюжьим одеялом и постельным бельем, более или менее аккуратно загрузил на заднее сиденье. Пригодится! В багажник, рядом с канистрой для бензина, лысой запаской, буксировочным тросом, промасленной ветошью и брезентовой сумкой с инструментами, полетели сверкающие столовые приборы, махровые полотенца, два декоративных пластиковых цветка в кадках, сорванные с гардин шелковые китайские занавески и варварски выдранные из потолка и со стен люстра и два светильника. Влад забрал коврик для ног, не забыв прихватить вешалки из шкафа и даже початые вчера кусок мыла и флакон шампуня. Завершающим аккордом акции под названием «все свое беру с собой» стало срывание со стен моющихся обоев. Получалось с большим трудом, мелкими кусками: нанятые Невским мастера свое дело знали, да и эстонский клей не подкачал. Впрочем, забирать бесформенные куски сине-серого винила Влад не собирался. Он просто бросал их на пол, там же, где срывал. За полчаса до оговоренного с Карапетяном срока «сдачи ключей» еще совсем недавно такая уютная и симпатичная квартирка представляла из себя жалкое зрелище. Словно Мамай прошел. Совершая погром, Невский испытал некое подобие удовольствия: «Нате, подонки! Жрите! Только не подавитесь! Ничего! Придет время, и он вернется сюда, чтобы отомстить! Он разыщет их всех – от самого главного вурдалака до исполнителей вроде Карапетяна – и порвет в клочья! Как сегодня рвал эти несчастные обои! Трепещите, гниды! Возмездие не за горами! Дайте только время отдышаться...»
Когда пребывающий в трансе, на автопилоте ведущий машину Невский, чудом избежав аварии, добрался наконец до Юлиного дома на Обводном канале, часы показывали два. Это был первый за время подготовки к соревнованиям день, когда Влад не только пропустил тренировку, но и ничего не ел. При этом совершенно не ощущая голода. Вялость и жуткая апатия навалились сразу, едва Невский загнал «жигуль» в купленный по случаю у соседа-инвалида один из трех стоящих внутри тесного двора металлических гаражей. Сил и тем более желания выгружать лежащее в тачке барахло и поднимать его на третий этаж старого дома без лифта у Влада не было ни малейшего. Потом. Завтра.
На ватных ногах поднявшись к квартире, Невский открыл дверь, как был – в грязных ботинках и куртке – прошел в спальню, упал лицом вниз на широкую кровать, бережно хранящую запах любимой женщины, и совершенно неожиданно для самого себя заплакал. Все громче и громче, всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Потом успокоился, вытер лицо о подушку, вернулся в прихожую, сбросил обувь и одежду прямо на пол, прошел в гостиную, где достал из бара рюмку и три початые бутылки спиртного: коньяк, виски и рябиновую настойку. Принес
...Как – двумя часами позже – закончилось спиртное и сигареты; как он, выбросив пустую тару из окна во двор, едва держась на ногах, выполз на улицу; как, стоя посреди запруженной автомобилями проезжей части и махая руками, ловил такси; как за пятьдесят рублей покупал у моториста две бутылки паленой водяры и пачку дешевой «Стрелы» без фильтра; как, с трудом поднявшись домой, не мог найти в карманах ключи, а затем попасть ими в замочную скважину; как зубами срывал с горлышка бутылки золотистую мягкую пробку, – всего этого Невский уже не помнил. Проснулся он глубокой ночью, на ковре, рядом с лужей блевотины, от кислого запаха которой желудок снова пытался вывернуться наизнанку. За окнами было темно и тихо. На столе, поблескивая в лучах уличного фонаря, стояла ополовиненная бутылка водки. Вторая, упавшая и разбившаяся, грудой осколков лежала под столом. В непроветренной комнате стояла жуткая вонь. Весь стол был залит спиртным, завален пеплом и окурками. Голова болела так нестерпимо, что хотелось упасть на колени, обхватить ее руками и, покачиваясь, как фарфоровый болванчик, тихо выть. Когда же Невский вспомнил все события первой половины минувшего дня, ему стало совсем хреново. Только вот плакать, как давеча, зарывшись лицом в подушку, Владу уже не хотелось. Напротив: ему хотелось убивать. Задушить гадов собственными руками, прежде всего юриста, ухмыляющаяся рожа которого до сих пор стояла у Влада перед глазами. Влад никогда прежде не был националистом, не считая обычной для большинства русских в Латвии легкой взаимной неприязни к «Гансам». Это считалось почти нормой. Среди его детских друзей были и поляки, и евреи, и украинцы, и даже один цыган – профессиональный велосипедный вор Яшка. За два года службы у Невского не было ни одной драки на национальной почве. Но именно встреча с Карапетяном спровоцирует ту, сохранившуюся на протяжении жизни, ненависть Влада ко всем кавказцам без исключения. Впрочем, во всей «красе» это чувство проявится чуть позже. А пока...
О том, чтобы продолжить «веселье», Владу было противно даже думать. Вид стоящей на столе бутылки водки и смятых окурков вызывал тошноту. Однако иного выхода поправить здоровье не существовало. Превозмогая брезгливость и отвращение, Влад налил себе стопку и выпил, долго держа теплую водку во рту – прежде чем проглотить. Приняв дрянное самопальное пойло, пустой желудок пару раз неприязненно дернулся, после чего затих. Нормальный ход. Вылив остатки водки в раковину, открыв настежь все окна, сбросив на пол провонявшую одежду, Невский залез в ванную, задернул пластиковую штору с изображением русалки и, включив прохладный душ, долго сидел, обхватив руками колени и постепенно приходя в себя. Когда головная боль чуть отступила, а тело от кончиков ушей до щиколоток покрылось «гусиной кожей», Влад наскоро намылился, ополоснулся, почистил зубы, трясущейся рукой удерживая станок, побрился, не избежав порезов, после чего до красноты растерся полотенцем, заклеил порезы кусочками пластыря, накинул висящий на крючке халат, вернулся в проветрившуюся гостиную и принялся за уборку. Когда за окнами забрезжил рассвет, в готовой к возвращению хозяйки квартире уже ничто не напоминало о вчерашней пьянке. Разве что легкий запах табака, впитавшийся в шторы... Выпив чашку крепкого зеленого чая, Невский заставил себя проглотить бутерброд со шпротами, бросил в рот сразу три мятных жевательных резинки и вышел на улицу. До прибытия московского поезда оставалось чуть больше часа.
Толкнув жалобно скрипнувшую дверь подъезда, Невский вышел во двор, машинально бросил взгляд в сторону гаража – и остолбенел. Ржавые железные двери распахнуты настежь. Внутри гаража пусто, как в кармане у нищего. Машина исчезла. Со всем добром, разумеется. Повезло сволочам...
Замешательство и растерянность длились всего секунду, не больше. Ни злиться, ни сокрушаться у мучимого похмельем Влада уже не было сил. Наверное, потому, что после ареста аптекаря и расставания с квартирой где-то в глубине души он был готов к подобному ходу вещей. Давно подмечено: если в твоей жизни началась черная полоса, то неприятные сюрпризы будут сыпаться как из рога изобилия. Вот и дождался. Может, хоть этот – последний? Ведь терять уже фактически нечего. Или... есть?
На ГАИ и «сыскарей» Невский даже не надеялся. Тачку угнали ночью. И если до сих пор не обнаружили, случайно тормознув по дороге, то воры уже наверняка загнали «жигуль» в отстойник. А там – ищи ветра в поле. Перебивать номера на двенадцатилетней «пятерке» с пробегом двести тысяч нет смысла. Значит, тачку просто разберут на запчасти, поделят попутно прихваченную технику и барахло – и привет. Короче, о машине теперь можно говорить лишь в прошедшем времени. Сдохла ласточка...
На Московский вокзал Влад приехал на такси, за пятнадцать минут до прибытия поезда. Он решил сходу не говорить Юле о череде обрушившихся на него неприятностей. После первого за два с лишним года посещения могил мужа и дочурки вряд ли стоит загружать заново пережившую трагедию Юлю подобными историями. Впрочем, отсутствие машины у вокзала вряд ли удастся объяснить только вчерашним пьянством и нежеланием садиться за руль с бодуна. Она увидит во дворе пустой гараж – и все поймет.