Культурные задачи нашего времени
Шрифт:
Хорошо, — скажет читатель, — я согласен, что культурные, или, пожалуй, антикультурные поползновения отживающих элементов не входят в наш сюжет. Но тогда надо признать, что задачи нашей эпохи — это задачи господствующих теперь классов, т. е., говоря вообще, капиталистической буржуазии; ибо она больше, чем кто-либо, представляет собою настоящее.
Так ли это? В историческом процессе настоящее, взятое не как момент, а как система преобладающих сил и форм, имеет всегда две стороны; одна обращена против остатков прошлого, другая — против зародышей будущего. Таковы и культурные тенденции господствующих классов. Они должны организоваться, с одной стороны, для того, чтобы подавлять и разрушать враждебные им пережитки прошлого, с другой стороны чтобы отстаивать себя в столкновениях с растущими элементами будущего, поскольку эти последние в свою очередь стремятся к господству. Из двух линий борьбы первая прогрессивна, скорее,
Другая линия борьбы, по мере развитая новой социальной силы, угрожающей буржуазному строю, все более превращается из консервативной в резко реакционную. Здесь буржуазия либо только отстаивает свои сложившиеся культурные принципы, либо даже старается поддержать их противоестественными союзом с принципами отжившей феодальной культуры, напр., берет себе на службу клерикализм, и, будучи по существу безрелигиозна, употребляет все усилия для пробуждения и сохранения благочестивых чувств и мыслей среди рабочей массы. Ясно, что по этой линии нельзя прийти к великим культурно-историческим задачам эпохи, разрешение которых означает завоевание будущего.
Читатель, может быть, поставит еще вопрос о тех промежуточных слоях современного общества, которые у нас обозначаются неопределенным термином «интеллигенция», и охватывают с одной стороны представителей формально-независимых «либеральных профессий» (врачи, адвокаты, литераторы), с другой стороны наемный научно-технический и просто «образованный» служащий персонал предприятий промышленных, государственных, академических, журнальных и т. под. (инженеры, бухгалтеры, директора, профессора, чиновники, газетные репортеры и т. д.). В самом деле, представители именно этих групп очень часто выражают от их имени притязания быть по преимуществу творцами и носителями культуры, притом не какой-нибудь классовой, а стоящей над классами, обще-социальной.
Но как раз эти притязания легко обнаруживают ту культурную несамостоятельность «интеллигентских» слоев, которая неизбежно вытекает из их экономической неопределенности.
Если сущность духовной культуры состоит в организации социальных сил, и если современное общество характеризуется группировкою этих сил в борющиеся классы, то что же означает «вне-классовое творчество» интеллигенции? Очевидно, только то, что она неспособна создать свою особенную классовую организацию, неспособна противопоставить ее другим, как независимый коллектив с определенными интересами и стремлениями.
Да и может ли быть иначе? Посмотрите, какова роль интеллигента в системе общественного труда и распределения. Верхние слои, которые так и называются у нас «буржуазной интеллигенцией», живут почти всецело в сфере буржуазно-классовых отношений, тесно связанные с буржуазией нитями практических выгод. Тип работы у них индивидуалистический; положение в тех предприятиях, где они служат, организаторское, властное; доходы не имеют ничего общего с пролетарской заработной платой, и очень часто допускают даже накопление капитала. К этому обыкновенно присоединяется и буржуазное происхождение, и постоянное общение с буржуазией: интеллигентные верхи допускаются в так называемое «общество». Какие тут возможны самостоятельные социальные задачи? Откуда возьмется потребность в независимой, обособленной классовой организации?
Нижние слои интеллигенции сначала составляют часть мелкой буржуазии, постепенно подавляемой и вытесняемой крупным капиталом. К ней они принадлежат, обычно, и по своему происхождению, и по типу хозяйства: мелкое, индивидуальное предприятие, обладающее формальной самостоятельностью, но все более экономически подчиняющееся торговому капиталу, переходящее в «домашнюю капиталистическую промышленность»; тот же, приблизительно, и уровень жизни; их заработок редко выходит за пределы насущных потребностей, и мало-помалу урезывается еще ниже их эксплуатацией со стороны того же торгового капитала. Чем, напр., экономически отличается кустарь-литератор, работающий на издателя, который закабаляет его авансами, и предъявляет ему руководящие требования о том, что ему писать, от кустаря-слесаря или ткача, работающего на скупщика, который закабаляет его выданным в долг материалом для работы, деньгами
С течением времени все более значительная часть мелкой интеллигенции занимает положение наемного интеллигентного пролетариата в капиталистически-организованных предприятиях — конторщики, младшие техники, железно-дорожные, почтовые «служащие» и т. д.; другая же часть попадает в более явную, чем прежде, зависимость от низших форм капитала — торгового и ростовщического. Тогда начинает проявляться среди мелкой интеллигенции тяготение в сторону рабочего класса, распространение социализма, большей частью, впрочем, умеренного, и с сильной индивидуалистической окраской. Элементы более решительные вступают прямо в рабочие организации, проникаются пролетарскими тенденциями, принимают участие в работе над сплочением этого класса, над развитием его самосознания, т. е. его культуры.
Как видим, промежуточные интеллигентские группы общества идеологически работают не на себя, а на других, и значит, никак не могут явиться определяющей силой для культурных задач эпохи [9] .
Путем исключения, мы приходим к выводу, что действительных культурных задач настоящего надо искать в жизненных потребностях того класса, победа которого предстоит в будущем, — того класса, который среди современного общества наиболее прогрессивнее, и безусловно прогрессивнее в своих тенденциях. Оказалось, что дело идет о принципах развития пролетарской культуры.
9
Разумеется, интеллигенция создает и свои собственные организации — политические, идейные, артистические и т. п. Так, чисто интеллигентской была во Франции 40-х годов либеральная фракция «National»'я; в современной Франции, по-видимому, такова «радикально-социалистическая»; у нас в России «народоправцы» 90-х годов и «освобожденцы» в 900-х; организаций же собственно «культурных» подобного происхождения очень много. В ходе борьбы реальных классовых сил, при их приблизительном равновесии, промежуточные группы и их организации временно получают даже значительное влияние. Но все это — явления преходящие; а главное, и тогда культурные тенденции данных групп остаются промежуточными, компромиссными, отнюдь не самостоятельно определяющими, а лишь косвенно и неполно выражающими культурные задачи эпохи, в их обще-социальном смысле и масштабе.
Та постановка вопроса, которая у нас получилась, вызывает против себя с разных сторон множество возражений; иные из них по внешности очень убедительны, и мы не можем обойти их без внимания.
Некоторым кажется несообразностью самая идея пролетарской культуры. Первым, необходимым условием серьезного культурного творчества является, — говорят они, — досуг; вторым — достаток. Поглощающий силы и время физический труд, нужда и материальные заботы исключают возможность такого творчества. Кто создал культуру античного мира, — рабы или господа? А средневековую — крестьяне или духовенство и феодалы? И разве нынешний пролетарий находится в таком положении, которое позволяло бы мечтать о самостоятельной культуре? Сторонники этого взгляда, в большинстве своем — враги современного рабочего движения, обыкновенно не забывают указать, что учения социализма, которыми увлекается теперь активный пролетариат, формулированы людьми из других классов, интеллигентами и детьми буржуазии, как Маркс, Лассаль, Энгельс; вывод, конечно, тот, что социализм — ни что иное, как интеллигентские выдумки, которым рабочие совершенно напрасно верят.
Подобные взгляды — как ни странно — находят некоторый отклик и среди людей, сочувствующих рабочему классу, отчасти даже тех, которые принимают участие в его организациях. Высказывают мнение, что пролетариат в нынешнем обществе не должен ставить себе особенных, своих общекультурных задач: это только отвлечет его силы и внимание от наиболее насущного дела. Ему надо как можно энергичнее бороться и как можно скорее победить; следовательно, требуется ясная политическая и экономическая доктрина, твердо установленная, прямо бьющая в цель, способная сплотить вокруг себя рабочие массы. Такая доктрина имеется в виде марксизма; остается только разрабатывать ее и применять к изменяющимся условиям борьбы. Всякое усложнение задачи только затруднит дело, и даже подвергает его опасности: оно угрожает уклонением в сторону критики самых основ марксистской теории, ее подрывом, а вместе с тем и подрывом столь важного для практики теоретического единства рабочего движения.