Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве
Шрифт:
Каждому времени — свои печорины.
В классических текстах о «лишних» основным был мотив онтологического диссонанса мелких движений русской жизни с души высокими порывами. В наши общие нулевые принципиально полное соответствие реалий, балансирующих на грани абсурда и распада, с непростой внутренней жизнью героев.
Общеизвестны сложные и подчас двусмысленные отношения Пушкина и Лермонтова с III Отделением, которое — в разговорах о национальных гениях — приобретает черты не столько царской спецслужбы, сколько советского Главлита или аксеновской, из романа «Скажи изюм», ГФИ — Государственной фотоинспекции.
Столь же тесным и загадочным образом литературу о «новых лишних» цементирует фигура Владислава Суркова — первого замглавы кремлевской администрации в течение первого и второго путинского президентства и почти полного — медведевского (до января 2012 г.) Ныне — вицепремьера по инновациям.
Авторство романа «Околоноля» продолжают убежденно приписывать Суркову, в «Черной обезьяне» Прилепина Сурков — прототип властного персонажа, экспериментирующего с детской агрессивностью. Герой «Информации» Сенчина в путинской Москве сталкивается то с «Нашими», то с «несогласными» — те и другие были, хоть и по-разному, предметом попечения могущественного идеолога. Наконец, Эбергард — герой тереховских «Немцев» — своеобразный сурковский коллега в Москве лужковской.
Однако в таком формате наш обзор рискует обернуться назойливой каталогизацией. А ведь выдающиеся тексты вкупе с незаурядными авторами заслуживают более подробного и последовательного разбора. Из этой мозаики, надеюсь, возможным будет кое-что понять о времени, его контекстах и обитателях.
Все до единого поколения XX века полагали себя потерянными. Настроения поменялись на рубеже тысячелетий, неизменно лестные идентификации вернулись к старым добрым, точнее, к новым и недобрым лишним.
Околоноля, или Правительство как первый писатель
Роман имеет подзаголовок gangsta fiction, а таких, как я, немногих россиян, прочитавших его в оригинальной полиграфической версии, должно быть десять тысяч. Таков тираж.
На самом деле их, конечно, больше. Проект осуществлен по принципу «прочти и передай товарищу». Ни о допечатках тиража, ни о новых изданиях ничего не слышно. Видимо, так было задумано. Читают и передают.
Мне, например, «отложил» нумер московский продвинутый друг, заявлявший, будто сам читать не будет, но, вручая раритет, признал, что не удержался. За этим моим экземпляром в Саратове была очередь. Небольшая, человека четыре.
Но прочитавших все равно немного. Живьем (если не считать литераторов) я видел двоих и с ними поговорил о романе. Один — авангардный композитор из столицы, второй — высокопоставленный региональный чиновник.
На этом фоне температура общественного (точней, тусовочного) интереса к «Околоноля» спала поразительно быстро. Помню, литературный проект «Малая земля — Возрождение — Целина» обсуждали гораздо дольше, а пиарили гуще, даже в школьных сочинениях. Вот вам иллюстрация не столько смены строя и песен, сколько триумфа информационной диктатуры. Сегодня тема в топе, а завтра в жопе, и это объективно.
Шуму было, конечно, сначала много. Вплоть до обещания Олега Табакова скорой постановки «Околоноля» на сцене МХАТа.
Тема была, конечно, не во внезапном всплеске интереса
Роман сразу приписали перу первого замглавы Администрации президента, всемогущего Владислава Ю. Суркова, творца суверенной демократии, человека непростой биографии (по аркадий-гайдаровски «обыкновенной биографии в необыкновенное время»), эссеиста и поэта-песенника («Агата Кристи»), и пр., и пр. Дедукция незатейлива: Дубовицкая — фамилия супруги Владислава Юрьевича, а главред РП Андрей Колесников сказал, что роман написан одним из колумнистов журнала.
Сам Сурков не отказал себе в удовольствии поиграть в «да и нет не говорите», но затем почти сознался в авторстве. Нечистосердечно, с двусмысленностями, поэтому осталось немало оппонентов сурковской версии написания.
И состоялось пополнение отряда литературных ревизионистов. Раньше было две магистральные дороги по царству ВСЁНЕТАК:
а) Есенин не повесился, это его повесили;
б) Шолохов не написал, а украл «Тихий Дон». Теперь есть третья, родственная:
в) «Околоноля» написал не Сурков. И пусть «Тихий Дон» хороший, а Шолохов плохой, а «Околоноля» плохой, да и Сурков, знаете… Тем не менее.
Никто, впрочем, не рисковал настаивать на анализе литературного ДНК. И вообще как-то стихло, и Табаков вроде бы даже перестал мутить постановку на сцене МХАТа.
Богатейший бэкграунд появления сочинения, однако, сохранился до наших дней. Солженицын говорил, что писатели всегда были в России вторым правительством, и ежели не спорить, а чуть развернуть эту богатую идею, можно констатировать, что правительство (в широком смысле) всегда было в России первым писателем.
И уже исходя из этого продвинутую публику в «Околоноля» жгуче занимало: ага, так что ОНИ там думают об ЭТОЙ жизни? Да и о жизни вообще…
Поразительно, насколько тупыми (не подберу другого слова) были первые отзывы-анонсы: роман, дескать, посвящен теме коррупции — тотальной, всеобъемлющей и российской. Более тонкие рецензенты, вроде замечательного читателя Дмитрия Быкова, воспринимающего литературу как родной завод: «Роман о том, до чего все прогнило».
И ведь не поспоришь. Ну да, лошади едят овес, а земля в иллюминаторе видна.
В «Околоноля» пресловутые коррупция и гниль — не слишком заметный, поскольку привычный фон, вроде погоды за окном, но о ней романов не пишут, а пишут стихи. И то если не боятся соперничать с Пушкиным, с его «календарной», по Лимонову, поэзией. Или Маршаком («открываем календарь — начинается январь»).
Кстати, о воровстве. Тот же Быков остроумно рассуждает о «сырьевой природе» романа — а какая еще, дескать, возможна литература от главного идеолога великой энергетической державы? Перечисляет источники вдохновения: естественно, Борхес и Набоков (в алфавитном порядке, ибо до конца не ясно, кто главнее). Саша Соколов. Большая тройка: Сорокин, Пелевин и Быков (собственные корешки в «Околоноля» Дмитрий Львович подробно и убедительно аргументирует). Занятно, что подзабыл рецензент нашего Льва Гурского, у которого взята взаймы вся метафора отечественного издательского и книжного рынка как кроваво-криминального дела со своими мафиями, боевиками и теневиками.